Ямской занес топор и расколол голову надвое. С аккуратностью деревенского умельца он снова уложил половинки на плаху и расколол их. Потом еще раз. С обстоятельностью любителя попотеть ради здоровья он продолжал крошить, пока от головы не остались мелкие осколки, затем перевернул топор и обухом размолол их в пыль, которую сгреб в коробку. Рябой пошел с коробкой на берег и высыпал пыль в воду. Ямской подобрал с земли два шарика, стеклянные глаза Валерии, и сунул в карман. Когда рябой вернулся и наложил в коробку дров, он поднял парик, и они вдвоем вернулись на дачу.

Кервилл молча следовал за Аркадием.

— Пошли, — сказал он.

Кервилл знал, кто это. Он весело улыбался, не скрывая удовольствия.

— Не забывайте, что я следил за вашей конторой, — сказал Кервилл. — Я видел прокурора раньше. Думаю, вам надо спасать шкуру.

— А куда мне бежать?

Когда они добрались до сада, из трубы дачи Ямского валил дым. Сквозь окна Аркадий видел отблески огня. Он подумал, что если подняться повыше, то можно уловить запах жженых волос.

— Скажите, кто убил Джимми, — настаивал Кервилл. — Вам теперь до него ни за что не добраться. У вас нет улик, нет опознания. Вы теперь все равно что покойник. Дайте я достану его.

Аркадий присел на ствол дерева и стал размышлять. Он закурил, прикрыв сигарету ладонями от дождя.

— Если бы убийца вашего брата жил в Нью-Йорке и вы бы убили его, сошло бы вам это с рук?

— Я полицейский, мне все сойдет. Послушайте, я же вам помогал.

— Нет, — подался вперед Аркадий, — не помогали.

— Что вы имеете в виду? Я же сказал о его ноге.

— У него была покалеченная нога и его убили — кроме этого, я ничего не знаю. А рассказали ли вы мне, каким он был? Умным или глупым, смелым или трусливым, веселым или серьезным? Как же так — рассказать так мало о своем брате?

Стоявший перед Аркадием Кервилл возвышался над деревьями — игра перспективы: маленькие деревья вокруг огромного человека. С плеч его стекала вода.

— Бросайте, Ренко, вы больше не у дел. Теперь дело у прокурора и у меня. Как его зовут?

— Вы не любили брата.

— Я бы этого не сказал.

— А что бы вы сказали?

Кервилл посмотрел на дождь, потом на Аркадия. Он вынул руки из карманов, сжал в два огромных кулака и медленно разжал, как бы успокаивая себя. Бросил взгляд на дом. Что бы он сделал, если бы дача не была так близко, подумал Аркадий.

— Я ненавидел Джимми, — ответил Кервилл. — Удивлены?

— Если бы я ненавидел брата, то не отправился бы на другой конец света. Но мне все-таки любопытно. Когда мы искали отпечатки в гараже, у вас была карточка с его отпечатками — полицейская дактилоскопическая карта. Вы что, арестовывали своего брата?

Кервилл улыбнулся. Он неохотно убрал руки в карман.

— Я подожду вас в машине, Ренко.

Он ушел, пригибаясь под деревьями, принимая во внимание его огромную фигуру, почти неслышно. Аркадий поздравил себя с тем, что лишился последнего, временного союзника.

Значит, Ямской. Теперь все сходится, сказал висельник, поднимаясь на эшафот, мысленно сострил Аркадий. Ямской, который не давал никому, кроме Аркадия Ренко, расследовать убийство в Парке Горького. Ямской, который вывел Аркадия на Осборна. Приблуда не выслеживал Пашу и Голодкина до квартиры Голодкина — у него не было времени убить их, отыскать ларец и увезти его. Чу-чин донес Ямскому, что он допрашивает Голодкина, и у Ямского было достаточно времени, чтобы утащить ларец и оставить в засаде убийц. А кто сказал Ямскому о голове Валерии? Не кто иной, как сам Аркадий Ренко. В конечном счете не Ямской, а он сам сделал открытие — до чего же он глуп и беспомощен как следователь, слепой, глухой и безмозглый. Идиот, как верно заметила Ирина.

Дверь дачи открылась, и на крыльце появились Ямской и рябой. Прокурор переоделся в обычную коричневую форму и пальто. Пока прокурор запирал дверь, рябой отряхивал с себя сажу. Огонь в печи остался гореть.

— Значит так, — Ямской сделал глубокий энергичный вдох, — вечером доложишь.

Рябой махнул на прощание рукой, сел в «Волгу» и задним ходом выехал на дорогу. За ним на «Чайке» поехал Ямской. Подминая листья и ныряя на дорогу, лимузин, казалось, вздохнул полной грудью, удовлетворенный проделанной работой.

Как только машины отъехали, Аркадий обошел вокруг дачи. Это был четырехкомнатный финский домик. Передняя и задняя двери заперты на два запора, на окнах провода — жилища избранных обитателей Серебряного озера были подключены к системе сигнализации, выведенной непосредственно на пост КГБ и патрульные машины.

Он спустился к озеру. На дровяной колоде лежала перчатка, остались следы розового пластилина и несколько волосков. Розовая пыль лежала и на земле вперемешку с гусиным пометом. Еще больше пыли разносилось ветром. Он поскреб колоду. Там поблескивали крошечные крапинки золота.

Вот, оказывается, куда привезли ларец Голодкина. Он, наверное, уже был на даче во время первого приезда Аркадия. Вот почему его спешно повели кормить диких гусей. Потом сундук раскололи в щепки на этой колоде. Интересно, сумел ли он сжечь большой сундук за один раз, подумал он.

Он оглядел вею поленницу, но не мог найти следов ларца. Развалил поленницу — в самом низу увидел забытые Ямским щепки — тоненькие полосочки дерева и позолоты.

— Поглядите, Кервилл, — услышав за спиной шаги, сказал Аркадий. — Вот он, голодкинский сундук, или то, что от него осталось.

— Так оно и есть, — ответил незнакомый голос.

Аркадий увидел рябого, уехавшего на «Волге». Он направил на Аркадия тот же, что и тогда в метро, короткоствольный ТК.

— Забыл тут перчатку, — пояснил он.

Из-за спины рябого поднялась рука и выбила пистолет. Вторая рука схватила его за горло. Кервилл, обхватив рябого за руку и шею, потащил его к ближайшему дереву, одиноко стоящему на берегу дубу, прижал за горло к стволу и стал бить. Рябой пробовал отбиваться ногами. Кулак Кервилла работал как кувалда.

— Нужно с ним поговорить, — вмешался Аркадий.

Изо рта рябого полилась яркая кровь. Глаза вылезли из орбит. Кулак Кервилла заработал еще быстрее.

— Оставьте его! — Аркадий пытался оттащить Кервилла.

Кервилл локтем сбил Аркадия наземь.

— Не надо! — схватил он за ногу Кервилла.

Кервилл двинул его ногой по все еще не зажившему ушибу на груди. Аркадий, задохнувшись, скорчился от боли. Кервилл продолжал колотить рябого о дерево. Изо рта потоком полилась пенистая кровь, ноги задергались в воздухе. Аркадий когда-то видел, как собака терзала птицу. Он не мог найти другого сравнения с нынешней расправой. Голова рябого, разбрызгивая кровь, болталась из стороны в сторону. Ноги колотились о дерево. Каждый новый удар был сильнее предыдущего, а тело под кулаком Кервилла все заметнее становилось обмякшим и безжизненным. Аркадий подумал, что Кервилл поломал противнику ребра уже в самом начале. С каждым ударом лицо рябого все больше теряло цвет.