— Вряд ли поймешь, но ответ ты заслужил. Представь… представь только на миг идущие вереницей года, столетия скуки. Ощущение медленно поглощающего тебя болота действительности. И вспомни… — Голос дроу буквально задрожал от сдерживаемых наслаждения и страсти. — Вспомни, как сладок первый глоток воздуха после боя! Когда после изматывающего танца с девой по имени Смерть, с той самой Jalil Elghin, чье имя ты с таким трудом выговариваешь, ты ощущаешь жизнь!.. Жизнь, струящуюся по твоим венам. Ведь только ради этих мгновений и живет настоящий воин. Мгновений, когда ощущаешь себя живым, по-настоящему живым. Только ради того наслаждения, которое приносит с собой танец со Смертью, и стоит жить.

И уже уставшим голосом произнес последние слова:

— У этой шалуньи много обличий и нарядов, и не все из них приятны непривычному взгляду, тут ты прав, хуманс. И все же мне приятнее думать, что партнершей в моем последнем танце когда-нибудь будет именно прелестная Дева, красота которой станет лучшей наградой. Ведь даже в крошеве костей и брызгах крови есть своя красота, страшная, неприглядная на первый взгляд внутренняя красота. А иначе… иначе жизнь превратится в простое существование… пытку временем…

Несколько мгновений тишины, во время которых каждый из присутствующих думал о чем-то своем, быстро закончились. Чуть покряхтывающий от прострелившей спину боли старшина с усилием и тихим хрустом разогнулся и бросил взгляд на собеседника. «Пошто ж тебя, командир, так судьба сгуртовала? Эт надо ж так, чтоб живым себя ощутить, под смертью бегать приходится. Видимо, с возрастом не соврал, не соврал. Хоть и в голове-то такие лета не укладываются». Тряхнув головой, разгоняя пробежавшие мысли, Сергеич высказался вслух:

— Ну а мальчонку-то оставляем?

Раздраженное, веселое шипение и наполненный ехидцей голос раздались в ответ:

— Вот за что тебя, Валерий, сын Сергея, уважаю, так за то, что ты, наверное, даже некроса уговоришь! — Улыбка, возникшая на лице дроу, словно оттенила последовавшую реплику: — Из мальчика получится хороший танцор, стоит чуть направить и подучить. Ведь для него сейчас самое важное — это месть. А месть — достойная приправа на пиру у Jalil Elghin.

Ссешес внимательно посмотрел в сторону входа в подземелье и буркнул:

— И вообще! Заканчиваем посиделки! Коль тебе тоже не спится — пошли хоть новостройку проверим, коридоры должны были подостыть немного.

Уже обжитый часовыми козырек входа в новые подземные хоромы принял двух полуночников в свои объятия. Часовой, а им сегодня был Гена, как ни странно, оказался бодр и даже не выказывал серьезных симптомов надвигающегося сна. Это заметили и Ссешес и Сергеич. Причем, не сговариваясь, пришли к одному и тому же выводу — парень опять экспериментировал с отварами. Страсть Геннадия творить различнейшие травяные чаи и потчевать ими окружающих в последнее время подпитывалась ходячим справочником лесных растений в виде Духа Чащи, и это порой приводило к чудовищным, а иногда и чудовищно смешным результатам. Разок он уже соседние кусты удобрял в порыве энтузиазма — хорошо хоть, всегда «сперва» на себе пробовал. Когда он умудрился отловить Лешего и разговорить старичка, этого не заметил даже дроу, но что разговор у них состоялся, и, скорее всего, не один, стало понятно после резкого увеличения рецептур утренних, ставших уже привычными отваров. К тому же определенные положительные эффекты у этих зелий прослеживались. Хоть Ссешес и клялся, что алхимией тут и не пахнет, а если пахнет, так только низшей. Во всяком случае, при виде кружечки Генкиного «чайку» заклятие определения ядов получалось у Ссешеса уже непроизвольно, но, к его большому сожалению, еще ни разу Геннадий не оправдал надежд. А вот что, скорее всего, благодаря его «чайку» у человеческого состава отряда и у прибывших гостей, вымокших при строительстве до исподнего, не было на следующий день ни температуры, ни хоть какого завалящего насморка, — это и было доказательством, что у парня получается что-то полезное.

Поприветствовав экспериментатора, дроу привычным жестом запалил маленький огнешар и, подняв его над головой, сунулся в проход, из которого все еще тянуло теплом. Между чьими-то длинными ушами пронеслась мысль: «А что ты хотел — выбор был: или до конца держать наружную теплозащиту вместе с силовым полем, или строить внутреннюю. Энергии все равно чуток не хватило. И уж если бы не сработала наружная, взрыв был бы впечатляющий. Так что ну подождал пару деньков, ну не получилось полностью выпендриться перед гостями… Как говорила лошадь из одного доброго анекдота: „Ну не смогла, мужик, не смогла!“».

Покатый коридор с оплавленными стенками серо-черного цвета уходил в глубину широкой спиралью. По мере спуска старшина, в общем-то уже привыкший к командирским сюрпризам, все больше задавался вопросом: какими же силами все это сделано и зачем было городить подземелье так глубоко? Проведя мозолистой ладонью по стене и в очередной раз подивившись гладкости материала, Сергеич обратил внимание на все еще высокую температуру стен и плавное изменение их окраса. С каждым шагом в глубь этой конструкции, уже обозванной про себя «улиткой», в неровном, чуть красноватом свете парящего над головой Ссешеса огненного шарика, стены все больше и больше белели. Уже сейчас они напоминали цветом топленое молоко со встречающимися иногда прожилками черного и бурого цвета, ветвящимися по потолку, полу и стенам подобно венам или артериям. Такое образное сравнение даже немного покоробило старшину, заставив его ощутить себя попавшим в желудок какого-то гигантского существа. Неровность стен, покрытых небольшими наплывами, и их температура как раз играли на руку Сергеичевым страхам.

Шаг за шагом они приближались к цели своего путешествия. Тишину подземного коридора нарушали только тихий шелест шагов и звуки дыхания. И даже эхо, робко появлявшееся от этих незначительных звуков, пристыженно затихало, не решаясь потревожить посетителей.

С каждой минутой неспешного путешествия температура окружающего воздуха все возрастала и возрастала. И к тому моменту когда две загнанно дышащие фигурки вывалились в наполненный девственной тьмой зал, кончики волос в туго заплетенной боевой косе дроу стали потрескивать от сухой жары.

— Хороша парилка, только веничка не хватает! — С этими словами старшина взъерошил мокрые от пота волосы и окинул взглядом окружающее пространство. — Ох! Ни хрена ж ты, командир, и отстроилси!

Гордыня, несомненно, является одним из самых распространенных пороков в любом из миров. Доказательством этого может быть тот факт, что слова Сергеича вызвали у Ссешеса рецидив этого безусловно вредного, но очень уж приятного чувства. Поэтому зависший над головами наблюдателей огненный шар, повинуясь жесту дроу, резко увеличил свою светимость и, подобно маленькому монгольфьеру, взмыл под потолок, освещая пространство подземной залы.

Гигантские оплавленные сталагнаты, выступающие в роли колонн, поддерживали серебрящийся от импровизированной подсветки потолок, плавно переходящий в покрытые острыми даже на вид наплывами стены. Стеклянные кружева лезвий, обвивающие колонны и змеящиеся по потолку, отбрасывали многочисленные зайчики света от подвешенного в середине зала огнешара. Волшебная, искрящаяся тишиной тьма, прячущаяся за колоннами и в углублениях стен, — именно она заставляла присутствующих сдерживать дыхание. После нескольких мгновений тишины с прищуром, напоминающим взгляд недовольного картиной художника, Ссешес сделал что-то неуловимое — и из его протянутой руки в глубину подземной полости вырвалась стайка искр. Ярчайших бело-синих искорок, в веселом танце закружившихся между колонн, заскользивших по застывшим стеклянным лезвиям и подсветивших их грани. Но это волшебство тишины, темноты и танца продолжалось недолго — закашлявшийся от сдерживаемого дыхания Сергеич охрипшим голосом прошептал: