— Я был очень занят последними приготовлениями к процессу.

— А жаль, вы бы не попали в смешное положение! Вы перенимаете скверные привычки, старина! Знайте, что вчера я закончил свое расследование. И знаете, кто истинный виновник?

Так как собеседник молчал, инспектор продолжил:

— Это Гибсон! И я могу это доказать! Перчатки и белые розы, найденные в машине, были запачканы его кровью, но это еще цветочки! Слушайте внимательно: Джулия Купер, благодаря показаниям которой ему было обеспечено алиби, не могла провести ночь с пятнадцатого на шестнадцатое июля с ним по одной простой причине: вечером пятнадцатого июля она была у себя дома! Ее мать, ее собственная мать! — звонила ей в десять часов вечера! Этого вам достаточно? Не знаю, как ему это удалось, но тем или иным способом Томас, должно быть, убедил ее дать ложные показания.

Это предположение шокировало Пола. Поверив в алиби Томаса — в данном случае подтвержденное Джулией, — он считал, что эта пара предавалась идиллической неге во время роковых событий, но при открывшихся новых обстоятельствах все стало крайне загадочным. (К тому же он еще не знал, что, например, Томас в это время жил в доме Джулии, о чем по понятным причинам ни тот, ни другая предпочитали не распространяться.) И тем более прокурор не мог знать, что в той щепетильной патовой ситуации, в которой они оказались, их отношения вот уже на протяжении нескольких недель слабеют и истощаются.

— Мой бедный Кубрик, вы позволили усыпить свою бдительность! Если бы я был на вашем месте, я бы подал прошение, чтобы весь этот смехотворный процесс немедленно закончился! Все, чего вы добиваетесь, — это найти и наказать виновного, не так ли? Ведь в этом заключается ваша работа?

— Послушайте, инспектор, я знаю свое дело и…

— Тогда я установил, кто виновен в этом! Не теряйте больше времени и прекратите мучить тех четверых! — Тамплтон выдержал паузу и продолжил, но на этот раз уже менее агрессивным тоном: — Я понимаю, что все это ставит вас в неловкое положение. Если хотите спасти лицо, я предлагаю провести общую пресс-конференцию. Я скажу, что мы работали вместе, нашли настоящего преступника и вы привлечете его к ответственности. — Проявив недюжинную, можно сказать демоническую, проницательность, инспектор добавил: — Если для вас это важно, то я согласен оставить мадам психиатра в покое. Мы не станем ее обвинять. Мы только дадим ей понять, что знаем о ее ложном алиби и что ей невыгодно давать показания в суде, если она не хочет быть обвиненной в лжесвидетельстве. А Гибсона поджарим за милую душу! Жареный психиатр! — (Эта скверная шутка рассмешила инспектора.) — Без Джулии Купер он попросту бессилен. Все говорит против него! У нас куча доказательств его вины. — Со злобной радостью инспектор сделал следующее резюме, уточняющее положение Томаса: — Катрин нашли в его машине, на ней были его перчатки, испачканные в его крови. Она получила букет роз, на котором были следы его крови. Не знаю, читали ли вы мой отчет, но утром, когда была обнаружена Катрин, у Гибсона руки были покрыты царапинами и порезами — явно от шипов роз!

В его гостиной мы обнаружили упаковку мнемониума, в которой не хватало трех таблеток. Я проконсультировался у представителя компании и выяснил, что он раздал присутствовавшим на презентации врачам образцы — упаковки по двадцать таблеток в каждой. А в той, что я нашел в гостиной Гибсона, оставалось только семнадцать — к тому же на ней были отпечатки его пальцев. Он сам, должно быть, взял одну, а две дал девушке, чтобы быть уверенным в эффекте. Затем ему удалось заговорить ее.

Вы же знаете, эти психиатры мастера манипуляций! За доказательствами далеко ходить незачем — газеты и журналы чуть не каждую неделю сообщают о пациентах, сплошь и рядом подвергающихся насилию и так далее. Полагаю, вы и не подозревали об этом, мой бедный Пол. — Впервые он назвал его по имени, словно был уверен в том, что убедил адвоката. Тамплтон продолжил: — Теперь у нас есть все необходимые элементы. Вы отдаете себе в этом отчет? Он съездил за ней в клинику. Выпил в ее компании, потом накачал девушку наркотиками. Его ошибка, что он тоже принял таблетку мнемониума, возможно, чтобы успокоить себя, доказать, что это не опасно, — а может, просто ломает комедию, ведь он очень способный, знаете ли!

На другом конце провода слышалось тяжелое дыхание Тамплтона — тот будто ждал сигнала, готовясь к долгой расправе, этакой медленной пытке.

— И наконец, изнасиловал, а так как был полностью одурманен наркотиками, то сделал глупость: оставил ее в своей машине на пляже, куда, вероятно, привез, чтобы устроить ей маленький романтический эпизод, как в фильме. А теперь он все отрицает и говорит — и это очень хитрый ход! — что раз его все обвиняют, то это не что иное, как заговор! Неплохо, да?

— Но каков мотив? — возразил Пол в полный голос.

— Мотив? Вы спрашиваете меня о мотиве! Но мотив совершенно очевиден! Все очень просто, естественно, смотрите! Катрин красивая девушка — она соблазнит и каноника! К тому же она как две капли воды напоминает его покойную жену, которая к тому же год назад умерла при странных обстоятельствах. Это та же жена, только моложе, — представьте, какое впечатление она на него, должно быть, произвела! — Тамплтон стал говорить тише, словно заговорщик. — Есть одна деталь, которую необходимо учитывать: Томас Гибсон все еще испытывает к своей жене непреодолимое влечение. Если вы мне не верите, нанесите ему визит мимоходом. Ее фотографии повсюду: это настоящий музей, храм памяти — я уже не говорю о тоннах журналов со снимками Клаудии Шиффер! Когда эта бедная девочка, Катрин, попала в его лапы, он, несомненно, вообразил, что это его жена. — Инспектор сделал глубокий вздох и заговорил более отчетливо: — Ну так я верю, что мотив вполне достаточный — впрочем, я не верю, я знаю, — поправился он. — В любом случае, когда алиби Гибсона рухнет, ему будет трудно объяснить присяжным, что он делал вечером пятнадцатого и как получилось, что на перчатках, которые были на Катрин, когда ее нашли в его машине, оказались следы его же крови. У нас достаточно доказательств. Я знаю, что говорю. И я знаю, что вы тоже это знаете. На электрический стул отправляли за меньшие преступления, чем это!

Крайне смущенный напором инспектора, Кубрик ничего не сказал.

— Ну так что, Пол, когда вы хотели бы собрать пресс-конференцию?

— Я не могу сказать сейчас.

— Гибсон у вас в кабинете, да?

— Да.

— Я буду ждать вашего звонка. Но не тяните, иначе я буду вынужден действовать самостоятельно!

Озадаченный и смущенный, Пол повесил трубку. Впервые в жизни он попал в такую сложную ситуацию. Он посмотрел на Томаса, который по-прежнему изучал квадраты на черной доске. Неужели инспектор только что черным по белому расписал его вину?

Возможно, именно поэтому психиатр так отчаянно стремился добиться приговора для четверых обвиняемых!

Прокурор перевел взгляд на Джулию, все еще не поднимавшую головы от отчета доктора Конвей. Его с самого начала влекло к ней, но, так как она была любовницей Гибсона и удостоверила его алиби, Кубрик сразу определил, что установить с ней близкие отношения невозможно. Но если вечером 15-го она находилась у себя, а не в доме Гибсона, то нет оснований делать вывод, что они на самом деле были любовниками. Возможно, она дала свои показания из солидарности или их связывало нечто иное. В принципе этот поворот давал ему зеленый свет. В то же время Пол сознавал, что одна мысль о том, что Томас и Джулия могут быть соучастниками преступления, действует на него как холодный душ.