– Объявляю вам, всем вам, членам Временного правительства, что вы арестованы. Я представитель Военно-революционного комитета Антонов.

– Члены Временного правительства подчиняются насилию и сдаются, чтобы избежать кровопролития, – сказал Коновалов».

Подвойский Николай Ильич, большевик:

«– Здесь Временное правительство…

Наставляют штыки. “Долой!”… Массы врываются в комнату… То, что называлось Временным правительством, тут… почти мертво физически

– Именем Военно-революционного комитета Петроградского Совета объявляю Временное правительство низвергнутым, – декретирует Антонов. – Все арестованы…

Низвергнутые лепечут о защите от масс. Матросы выводят их из комнаты. Крики: “Керенского! Керенского!..” Он удрал накануне из Петрограда, чтобы привести войска с фронта.

По коридорам несется гул негодования, злобы, возмущения, крики… Арестованных ведут вниз… по двору… в ворота… через баррикады… на площадь Зимнего.

На площади крики солдатского негодования. “Расстрелять”… “Смерть… смерть”… Терещенко, Коновалову и еще кому-то наносится несколько ударов… Красногвардейцы унимают солдат. Кричат: “Не омрачайте пролетарского торжества”… Разъяренные солдаты оттесняются от арестованных. Красногвардейцы окружают кольцом бывшее правительство. “Вперед!” – Кольцо двинулось по Миллионной улице в Петропавловскую крепость. Уводят в казематы, созданные против революции. Солдатские массы колыхнулись за уводимыми, требуют вести не в Петропавловскую, а в Смольный».

Другов Федор Павлович, анархист:

«К этому времени на площади собрались все участники штурма. Ждали выхода арестованных министров. Для них уже были приготовлены машины. Мы уговорили толпу не делать никаких эксцессов министрам. Сделали узкий проход в толпе до автомобилей. Вот и они. Из толпы сыплются шуточки и остроты. Некоторые делали угрожающие движения. Все министры спокойно прошли сквозь строй к автомобилям. Один Маслов [министр земледелия – В.Р.], потеряв достоинство, впал в животный страх, увидев злобные рожи матросов и солдат. Увидев толпу, он шарахнулся назад, ухватился за сопровождающих и закричал: “Спасите, спасите меня!” Пришлось уговаривать его, что его не собираются убивать, что пугаться не стоит, перед ним обычный народ, просто он никогда не видел народа так близко, и поэтому ему страшно. Все же для Маслова пришлось специально раздвинуть проход, и шел он, сопровождаемый по бокам солдатами, уцепившись за них и с ужасом озираясь на матросов, которые нарочно делали ему страшные рожи. Передав охрану дворца караульной части, я поехал в Смольный».

Рид Джон, американский журналист:

«Я встал очень поздно. Когда я вышел на Невский, в Петропавловской крепости грянула полуденная пушка. День был сырой и холодный. Напротив запертых дверей Государственного банка стояло несколько солдат с винтовками с примкнутыми штыками.

“Вы чьи? – спросил я. – Вы за правительство?”

“Нет больше правительства! – с улыбкой ответил солдат. – Слава богу!” Это было все, чего мне удалось от него добиться».

Андреев Леонид Николаевич, писатель:

«Темная неизвестность. Большевики захватили город и власть, но насколько? В течение дня и вечера их победа казалась полною; и страшно было смотреть на арестованных офицеров, которых куда-то все вели и вели солдаты под нашими окнами. Потом эта загадочная канонада. Где Керенский? Где правительство? Кто нападает и кто защищается? А отрывочные сведения по телефону, что все главнейшее: Государственный банк, вокзал, телеграф, телефон уже во власти Ленина».

Андреев Леонид Николаевич (1871–1919) – писатель, представитель Серебряного века русской литературы. После Февральской революции 1917 года входил в редакционный совет реакционной газеты «Русская воля». Октябрьскую революцию не принял. Некоторое время был в эмиграции. Скончался в России.

Керенский Александр Федорович, политический деятель:

«Должен сказать, что установившаяся легенда, что Временное правительство – Правительство Февральской Великой Революции – исчезло с лица земли среди всеобщего равнодушия, не вполне соответствует истине. В действительности дни нашего похода на Санкт-Петербург были днями, когда гражданская война вспыхнула и разгорелась по всей стране и на фронте. Героическое восстание юнкеров 29-го в Санкт-Петербурге, уличные бои в Москве, Саратове, Харькове и т. д., сражения между верными правительству и восставшими войсковыми частями на фронте – все это достаточно свидетельствует, что мы были не совсем одиноки в нашей последней борьбе за честь, достоинство и самое существование нашей родины.

Упадок духа и малодушие, овладевшее верхами революционных кругов, полное всеобщее почти непонимание рокового смысла развивающихся событий; отсутствие у одних сознания неразрывной связи судьбы самой Февральской Революции с судьбой в ее недрах рожденной власти; тайные опасения у других, как бы слишком скорый провал большевиков не послужил к торжеству “реакции”, надежды у третьих руками большевиков покончить с ненавистной демократией; наконец, целый вихрь личных интриг и вожделений – все эти процессы разложения на верхах революционной общественности свели на нет все тогдашние попытки предотвратить крах, который, впрочем, быть может, был неизбежен».

Арестованные возглавлявшим захват Зимнего В.А. Антоновым-Овсеенко министры Временного правительства были доставлены в Петропавловскую крепость.

Дорогов Алексей Антонович, матрос:

«Юнкеров, сдавшихся без оружия, стали отпускать по домам, захваченных с оружием в руках – направлять в Петропавловскую крепость, а женщин из “батальона смерти” – во 2-й флотский экипаж. Ночью дворец был взят революционными войсками, а вместе с дворцом пало и Временное правительство. Сразу же прибыл Антонов-Овсеенко, забрал бывших министров и под охраной моряков отправил их в крепость. По дороге в крепость, на мосту, у многих идущих навстречу было поползновение, когда узнали, что ведут бывших министров, устроить им в Неве холодную ванну, и конвою стоило больших усилий удержать товарищей от такой заботы о министрах. По прибытии в крепость министры с мягких дворцовых кресел были посажены рядышком в рабочем клубе Монетного двора, где находился наш штаб; их усадили на деревянные солдатские скамеечки, но не для заседания, а для проверки, все ли благополучно прибыли. Антонов-Овсеенко, выйдя вперед на сцену, стал по списку делать проверку. Когда начал выкликать фамилии, они, жалкие, как ощипанные курицы, вставая, откликались на перекличку, точно солдаты на поверке, и только один, адмирал Вердеревский, отозвался “есть” – по-морскому. Министры были все налицо. Не оказалось только председателя, который удрал от петроградского пролетариата и солдат, – А.Ф.Керенского».