А мои мысли лихорадочно метались в голове. Что это мне даст? Сколько дней я выгадала? Нет никаких сомнений, что завтра Дойлы нанесут визит в «Глициниевую лощину», дабы оформить сделку. Сумею ли я оттянуть время еще хотя бы на сутки? Кто его знает…

Седрик с Николасом затерялись среди гостей, и у меня не было возможности за ними следить.

«Неужели я только неофициально согласилась на брак с Уорреном?» – ругала я себя.

– Идемте! – выпалил Уоррен. – По крайней мере, нам надо потанцевать, чтобы отметить это радостное событие вдвоем!

Увы, у меня не было путей для отступления. Никаких союзников – только океан людей, прячущих свои лица за масками. Они флиртовали, смеялись, болтали о весне и развлечениях. Они наслаждались жизнью, а мне показалось, что вокруг меня смыкается тьма.

– Конечно, – натянуто согласилась я. – С удовольствием.

Мы протанцевали практически весь вечер. Некоторые ухажеры все-таки отваживались меня пригласить, но Уоррен держался настолько уверенно и собственнически, что каждый из них терпел поражение.

Когда Айяна сообщила мне, что наша группа уезжает, я немного приободрилась.

Уоррен пообещал навестить меня завтра и нехотя попрощался. Я вежливо кивнула и кинулась к остальным. Вечер был ясный и теплый: я нуждалась в свежем воздухе, чтобы собраться с мыслями. Однако едва я успела перевести дыхание, как меня посадили в карету и увезли в «Глициниевую лощину».

Добравшись до спальни, я распахнула окно и села на подоконник, жадно хватая ртом воздух и пытаясь успокоиться. Но мне ничего не помогало. Ощущение загнанности, появившееся на балу, никуда не делось.

Я мечтала вырваться из этой комнаты, из этого дома… из этой жизни. Я вновь почувствовала себя так, как в Осфро. Я была заперта в позолоченной клетке, которой восхищались столь многие, даже не подозревая о том, что я угасаю на их глазах.

Не раздумывая о будущих неприятностях, я выбежала из спальни в своем бальном наряде и замерла как вкопанная. «Странно, что Миры опять нет», – подумала я.

Остальные жемчужины давно разбрелись по своим комнатам. Что ж… Мира сделала свой выбор, в чем бы он ни заключался. И я ее винить не могла.

Я прокралась по коридору до чулана, из которого можно было попасть на черную лестницу, и поднялась на чердак, едва не споткнувшись о подол бального платья. Добравшись до площадки, я открыла окно и уже собралась вылезти наружу, когда меня окликнули по имени. Я стремительно развернулась – и вздрогнула при виде мужчины в маске. Спустя секунду он сорвал ее с себя – и передо мной предстал Седрик.

– Что ты делаешь? – спросил он. – Я собирался пробраться к тебе в спальню и поговорить, но заметил тебя на лестнице и догнал.

– Хочу выйти. Мне надо подумать! Здесь мне просто в голову ничего не лезет. Я не могу тут находиться. Не могу дышать. Мне надо выбраться отсюда! Куда-нибудь. Куда угодно.

Я снова попыталась выбраться наружу, но Седрик вцепился в мой локоть и, оттащив назад, захлопнул окно.

– Угомонись. Тебе нельзя карабкаться по шпалере в бальных туфельках! – Он усадил меня на подоконник. – Сядь и объясни, что случилось.

Я изумленно воззрилась на него.

– И ты еще спрашиваешь? Случилось самое ужасное! Я более или менее согласилась выйти замуж за Уоррена!

– Более или менее?

Я затараторила, не успевая перевести дыхание.

– Его мать – Виола – она меня вынудила. Я не могла отказаться, но сумела немного все оттянуть. Сказала, что не желаю никаких объявлений о помолвке, пока не будут улажены всякие мелочи… контракты и прочее! Не представляю, сколько времени у меня есть! Может, пара дней? Но ты ведь понимаешь, что Виола настроена очень серьезно! Она может отомстить! Они не станут…

– Полно тебе, – произнес Седрик, переплетая наши пальцы. – Все в порядке. Они тебя еще не заполучили. И тебе не надо тянуть время. Ты должна просто продержаться до утра.

Моя истерика стихла.

– До утра? – переспросила я.

– Николас Эделтон согласился, ты об этом сама должна была догадаться после разговора с ним на балу. Проблема в том, чтобы все получилось законно, но я нашел мирового судью, который утром проведет ваше бракосочетание без лишних свидетелей. Большинство, зная твою связь с Блистательным Двором, не согласилось бы на такое. А этого доброго малого ничегошеньки не волнует: главное, что тебе исполнилось восемнадцать и ты являешься свободной гражданкой Осфрида. Сейчас я подготовлю бумаги, занесу в книгу сведения об оплате, а утром вы с Николасом поженитесь.

Я была потрясена.

– Так быстро!

Он сжал мои пальцы.

– Да. Но позже поднимется шумиха. Мой отец, дядя Чарльз, Дойлы тут же превратятся в свору гончих. Но законы и сами правила Блистательного Двора будут на нашей стороне! Как бы все ни возражали, ничего предпринять никто вообще не сможет!

Я подозревала, что слово «возражать» – чересчур мягкое.

– После скандала отец наверняка лишит тебя комиссионных. Он наверняка перестанет тебе доверять! А вдруг Виола введет его в курс дела? И тогда не будет иметь никакого значения, хватит ли тебе денег на Вестхэвен!

– Про Вестхэвен предоставь думать мне самому, – твердо произнес Седрик и обнял меня. Его присутствие дарило мне спокойствие и чувство надежности. – Тебе надо будет только явиться утром на свадьбу. Я понимаю, ты будешь жить не в той роскоши, к которой привыкла, но Николас станет тебе хорошим мужем. Ты будешь под его защитой.

– Зачем мне роскошь! – воскликнула я. – Я смогу быть хозяйкой скромного дома. Я буду милой спутницей Николаса и стану сопровождать его на светских мероприятиях. Он будет мне опорой, а я стану его другом… Я лягу в его в постель и…

У меня перехватило горло, и я замолчала.

Думаю, я действительно смогла бы все сделать для Николаса Эделтона… все, за исключением одного. Вероятно, раньше я бы согласилась на брак с любым приглянувшимся мне ухажером, но когда в моей жизни появился Седрик – такое стало невозможным. Я даже не в состоянии была произнести это вслух.

Седрик приподнял мой подбородок и бережно снял с моего лица сверкающую полумаску. Покидая бал в лихорадочной спешке, я позабыла ее снять, зато она скрывала слезы, которые наворачивались мне на глаза. Седрик стер их, обхватил мое лицо ладонями, притянул ближе, и мы соприкоснулись лбами. Исчезло все его ликование по поводу их с Николасом победы. Осталась лишь печаль – и желание, не меньшее, чем мое.

– Леди Уитмор…

– Нет. – Я прижала палец к его губам. – Не надо так меня называть. Теперь у меня другое имя. Я – Аделаида, жемчужина Блистательного Двора. Но помни, моя новая жизнь началась в день нашей встречи.

Он взял меня за руку и поцеловал каждый палец. По его телу пробежала дрожь, и он отвел взгляд.