— Не заходи дальше, — окликнула я. — Я подойду ближе, но и ты возвращайся назад, и мы встретимся на середине.

— Мне только что в голову пришла отличная идея! — прокричала она, игнорируя мою просьбу. — Ты можешь поменять имя, так же, как я.

Я продвинулась вперед на несколько сантиметров, не желая оставлять безопасное неглубокое место у берега.

— А зачем мне менять мое имя?

— Потому что ты совсем не та, кем себя считала. Кэти давно умерла, а Хоуп не существовало больше шестнадцати лет.

Еще несколько сантиметров, и я уже затряслась от страха.

— Но я все еще ощущаю себя, как Кэти.

— Забудь о Кэти. Ты можешь стать, кем тебе угодно.

Настало время для вопроса, который я захотела задать ей с того самого момента, как она вошла в мою жизнь.

— А кто такая Женевьева Парадиз?

— Ее не существует! — Она практически кричала от эйфории. — Я взяла ее из книги. Как только я прочла это имя, то поняла, что хочу быть ею. Я чувствовала себя, как она. Ты тоже можешь стать тем, кем тебе хочется. И не позволяй никому говорить тебе другое.

Я отошла уже на десять метров от берега. Картина была просто сюрреалистической: отблески луны на льду, более темные силуэты деревьев, тянущиеся к нам своими черными узловатыми ветками, как руками, призрачная фигура Женевьевы, скользящая по льду вдалеке, и ее голос, эхом повторяющийся в темноте. Единственным способом заставить себя двигаться к ней было убедить себя, что все это нереально. Я все еще Кэти Риверз, девочка-скаут, которая знает все существующие меры предосторожности и ни за что никогда не зайдет на замерзшее озеро, вокруг которого расставлены предупреждающие знаки «Глубокая вода».

В жуткой тишине раздался отвратительный звук, похожий на удар хлыста.

— Женевьева, — предупредила я. — Лед ломается! Ложись и попытайся ровно распределить свой вес на поверхности!

Я даже не была уверена, подходящий ли это совет, но откопала его откуда-то из глубин памяти.

— Встретимся на полпути! — прокричала Женевьева. — Я так хотела быть с тобой. Искала тебя всю свою жизнь. Мы отличаемся от остальных людей, и ты обязана мне этим.

Я пыталась заметить на ее лице хоть малейший признак страха, но его не было.

— Я тоже скучала по тебе, — эхом повторила я, пытаясь ее успокоить. — Просто я не осознавала этого.

— Не бойся. Ведь это еще не конец, я точно это знаю.

И тут сзади прозвучал другой, знакомый голос, но я даже не осмелилась оглянуться назад.

— Возвращайся на берег, Кэти. Медленно шагай назад. Тут совсем недалеко.

Я даже не вздрогнула от неожиданности, а только твердо сказала.

— Нет, я не могу оставить ее так.

И сразу же после моих слов Женевьева ушла под лед с оглушительным треском, будто в земле появилась гигантская трещина от землетрясения. Я замешкалась всего на несколько секунд, не обращая внимания на истошные вопли сзади. Я все еще стояла на ногах. Выбор был прост — вернуться на берег или попытаться спасти Женевьеву.

Я не была готова к такому ужасному холоду. Это было чувство, словно с тебя сдирают кожу, острое и резкое, пронзившее меня со всей своей безжалостной силой. У меня не просто перехватило дыхание, я вообще перестала вдыхать и выдыхать до тех пор, пока все ощущения и нервы не атрофировались от холода. Мои вещи промокли, отяжелели и стали тянуть меня вниз. Мне вспомнилась легенда о морском старце — Нерее, который обманывал путешественников на переправе у реки. Они соглашались перенести его, и в воде он обхватывал их, как тисками, и становился все тяжелее и тяжелее, пока они не тонули. Я боролась, наверное, не больше минуты. Я никогда не была хорошей пловчихой, и Женевьева, похоже, тоже. Перестав сопротивляться, я почувствовала странное облегчение.

Вода оказалась на удивление ясной и прозрачной, и я легко нашла Женевьеву, которая была похожа на русалочку с развевающимися в воде локонами. Она ждала меня так же, как и всю свою жизнь, и я наконец обняла ее уже безжизненную шею. Раньше я думала, что умирать — тяжело и страшно, но оказалось, что все на удивление просто. Где-то вдалеке блеснул манящий свет, и меня потянуло к нему. Словно какая-то невидимая рука вела меня туда, а я с удовольствием ей подчинялась. Но вдруг ледяное спокойствие нарушилось, и меня грубо схватили, повлекли наверх и выдернули из воды. Я с болью вдохнула воздух, словно рождаясь во второй раз, и поняла, что меня тащат по льду. Мне показалось, что это длится бесконечно, и я ждала, когда он провалится во второй раз. Все, от чего я так хотела укрыться, вновь неумолимо окружило меня на этом берегу: холод, неизвестность, страдание и боль от потери. Меня жестоко рвало, я сплевывала и думала, что легкие вот-вот разорвутся. Я повернулась набок и продолжала выкашливать воду.

Ребекка на секунду заколебалась, я догадалась, что она хочет сделать, и крепко схватила ее за руку.

— Ты не можешь вернуться туда.

Ее лицо наполнилось решимостью, она попыталась вырваться, и мне понадобились все оставшиеся силы, чтобы удержать ее.

— Ее больше нет. Это бесполезно.

— Нет, Кэти, я должна попытаться. Я должна сделать это.

Я исступленно затрясла головой, мои зубы застучали.

— Не жертвуй своей жизнью. Останься со мной… Мам.

Как только с моих губ слетело это слово, она рухнула как подкошенная ко мне в руки, и мы обнялись, пытаясь поддержать друг друга. Не думаю, что когда-либо в своей жизни я обнимала кого-нибудь так же крепко.

Прошло несколько минут, и на воде не было ни малейшей ряби, будто ничто не нарушало ее безмятежной поверхности. Я во все глаза смотрела на черную сверкающую бездну. Рядом с берегом плавало что-то маленькое. Это был кусочек зеленого стекла, и в темноте он приобрел почти такой же оттенок, как вода озера. Он еще какое-то время покачался на поверхности и затем утонул без следа.

— «Роза пахнет розой, хоть розой назови ее, хоть нет…»[8]

Люк оперся на спинку деревянной скамейки и, раскинув руки, ждал моей реакции.

— «Ромео и Джульетта»?

Он насмешливо показал мне большой палец.

— Я не зацикливаюсь на своем имени, — ответила я, задумчиво поигрывая сережкой в ухе. — Я все еще чувствую себя как Кэти Риверз, в любом случае… разве я похожа на Хоуп?

Он отрицательно покачал головой.

— Девушка по имени Хоуп должна быть манерной и серьезной и играть на чем-нибудь типа арфы или скрипки…

— Мне медведь на ухо наступил.

Люк искоса посмотрел на меня, жмурясь на декабрьском солнце.

— А ты была сегодня очень храброй. Я тобой горжусь.