Диана услышала крик и проснулась. Кирилл тихо поцеловал ее плечо.

– Плохой сон, – сказала Диана, – да?

– Да.

– Тебе надо принять ислам.

«Мне надо жить там, где не убивают людей».

Кирилл промолчал.

– Ты очень несчастный человек, – тихо сказала Диана, – неужели ты в самом деле думаешь, что там ничего нет?

«Нет, конечно, есть. Там, за волосяным мостом, сидит Аллах с черной бородой и в чалме. И всякие идиоты, вроде меня, которые занимались химзаводами и банками, поскальзываются и падают с этого моста в геену огненную, а милые ребята, которые стреляют в затылок девушкам и держат уразу по три месяца, бегут по мостику прямо к гуриям».

Диана положила свою руку на его руку, и Кирилл с новой силой ощутил, как под тонкой кожей ее живота бьется новая – двойная – жизнь.

– Как ты их назовешь? – спросила Диана.

– Заур. Заур и Владимир.

«Их будут звать Заур и Владимир, и у меня будет пять сыновей. Заур, Владимир, Саид-Эмин, Хас-Магомед и Алихан. Черт возьми, у меня будет пять сыновей, и старшему из них шестнадцать, и даже по кавказским меркам это очень солидно. У меня впервые в жизни есть семья».

– Послушай, – сказала Диана, – Заур и Владимир сидят там, внутри, и им очень темно; и они никогда в жизни не видели света, и Заур говорит Владимиру, что вскоре они увидят свет. «Не может быть, – говорит Владимир, – что такое свет? Что ты выдумываешь про свет, который я никогда в жизни не видел?» «В мире есть свет, – отвечает Заур, – в нем есть воздух, и море, и солнце, и многое, что мы не видели и увидим, только когда родимся», а Владимир отвечает: «Ты глупец! В мире нет ничего, кроме материнской утробы, и как только мы выйдем из нее, мы умрем, потому что еще никто из ушедших из утробы не возвращался назад и не рассказывал ничего из твоих выдумок про свет, море и мир».

Кирилл улыбнулся в темноте и поплотней прижался к женщине. Кожа ее была жаркой и чуть влажной под одеялом, и от нее, как всегда, словно пахло горным пряным лугом.

– Ты очень переживаешь, что я не мусульманин?

– Как я могу не переживать? Если мы умрем, ты ведь не попадешь в рай, а умереть можно в любой момент.

Кирилл улыбнулся, и они принялись целовать друг друга, неловко повертываясь, так, чтобы будущие Заур и Владимир не очень мешали им.

– Кирилл, – сказала Диана.

– У?

– Этот человек… Мао.

Диана надолго замолчала, и Кирилл, улыбаясь, ловил ее теплое и глубокое дыхание.

– Это он тогда велел называть себя товарищ Ахилл.

Мир внезапно померк, и Кирилл увидел, как наяву, хлещу-шую из крана воду и напряженное, мертвое лицо Дианы в стальном зеркале. Глава «Навалис Авария» лежал, зарывшись лицом в черные душистые волосы, и рука его помнила тяжесть пистолета, дергающегося в руке от боевых выстрелов.

– Я приму ислам, – промолвил Кирилл.

* * *

Они приехали в Тленкой на следующий день, и там имам в старой мечети с каменной кладкой и квадратными окнами времен имама Шамиля услышал от Кирилла все причитающиеся слова, а потом уже дома объявил Диану его женой согласно шариату.

Из свидетелей были только охрана и еще несколько соседей. Не было даже Алихана – мальчик эти дни был в Москве, на обследовании в РДКБ. Кирилл знал, что Джамалудин не одобрит его поступок. То есть, разумеется, Джамалудин будет очень рад его обращению. Но Кирилл к этому времени достаточно много понимал в республике, чтобы знать, что Тленкой – село сложное, если не сказать – ваххабитское, что в селе живут отец и дед Булавди Хаджиева, и если слухи верны, то запросто иногда можно в нем застать и самого Булавди, и имам этого села иногда на пятничной молитве проповедует такие вещи, которые люди Джамала имеют обыкновение заталкивать обратно в рот их сказавшему вместе с его собственным, мелко нарезанным, языком.

Словом, отправившись в Тленкой, Кирилл как бы демонстрировал, что принимает ислам не из желания выслужиться перед Джамалудином; да это и гарантировало, что в Бештое не закатят никакого приема по случаю его обращения.

Когда Кирилл вернулся на завод, секретарша в предбаннике протянула ему трубку.

– Кирилл Владимирович! Вам звонят – из РДКБ.

Пальцы Водрова мгновенно помертвели, и он взял трубку.

На проводе был главврач. Он сказал, что Алихан прошел обследование, и все пока в норме.

– Вы знаете, Кирилл Владимирович, – продолжал голос в трубке, – вам очень повезло. Мы нашли донора. Три года назад у нас была чеченская девочка, больная лейкемией; тогда ее родственники сдавали кровь в госпитале им. Бурденко. Один из образцов подходит Алихану. Тут написано, что это человек, верный федералам. Собственно, он подполковник ФСБ.

Сердце Кирилла сбилось с ритма. Он лихорадочно шарил по секретарской конторке в поисках ручки.

– Записывайте. Булав-ди. Да, Булавди Имранович Хаджиев. Вы слышите меня, Кирилл Владимирович?

* * *

Кирилл подождал ровно восемь дней. Он не торопился, во-первых, потому, что он понимал, что Джамалудин не в восторге от его поездки в Тленкой, а во-вторых, потому, что через восемь дней они пускали светомузыкальный фонтан.

Бог его знает, где Джамал углядел этот фонтан, то ли в Турции, то ли в Дубае, но выглядел он весьма впечатляюще – пятидесятиметровая овальная чаша воды, которая то била вверх подсвеченными струями, то вставала сплошной стеной, и тогда на эту стену, как на прозрачный экран, под музыку проецировались мерцающие лазерные клипы.

Джамалудин загорелся сделать этот фонтан прямо на центральной площади города, перед Домом Правительства, где раньше стоял памятник президенту Асланову. Потом памятник снесли, площадь загородили от террористов, да и устроили из нее ужасающую помойку. Кирилл был согласен, что помойка посереди города – не дело, но фонтан стоит пять миллионов евро, и все эти деньги стрясли с Navalis Avaria, и, как будто этого было мало, все, что касалось монтажа оборудования, тоже свалилось на его голову.

Джамалудин интересовался фонтаном каждую неделю и самолично отбирал все клипы, забраковав, впрочем, только два – с полуобнаженными индийскими танцовщицами и концертом Мадонны.

Фонтан открыли; площадь одели в свежую плитку, деньги на которую АТЦ выколотил со всех окрестных магазинов; на открытие сбежался весь город, все плясало и пело до трех ночи; а там, где раньше у входа на центральную площадь стояли бетонные надолбы, Джамалудин приказал устроить детский городок, – и вот на следующий день, после того, как все отплясались и отоспались, Кирилл поехал к Джамалудину.

Человек, который вылез из бронированного «мерса» во дворе некоронованного хозяина республики, ничуть не походил на того человека, который спустился шесть месяцев назад с трапа корпоративного самолета.