— Иди, — устало роняет Эрик, глядя как неровно горит лампочка в окне высотки напротив. Куда угодно, но не в глаза тому, кто хочет забрать у него Настю. — Я приду позже, мне нужно подышать.

Подышать.

Подумать.

Набраться сил.

Спартак тоже знал, что его борьба обречена. Что римские легионы слишком многочисленны, и его пострадавшему, отступающему войску не суждено добраться до любимых жен и родных земель.

И все же они бились. Зная о поражении, бились, унося с собой жизни врагов, пока последняя капля крови не покинула их жилы.

Щедрость Змея не была оценена по достоинству. Предателей щадить не стоит.

Эрик возвращается в комнату только спустя час — специально выждал столько времени, чтобы «друг» все-таки уснул. Картинка в постели — идилличная до тошноты. Настя, клубочком свернувшаяся в тени гребаного спящего гризли. Сам Эмиль дрыхнет, только что не храпит, по-хозяйски возложив лапу на свою вожделенную мышку.

Пусть.

Пусть порадуется тому, что далось легко.

В последний раз все-таки.

Спортивные шорты Эмиля находятся сбоку на кресле, он снял их перед тем как забраться к Насте под одеяло. А под ними…

Эрик прекрасно помнил, как Эмиль бросил через полкомнаты ключи из кармана, чтобы не дай бог в пылу их бойни, когда неохота было тратить время на раздевание, не причинить боли их девочке забытой в кармане приблудой.

Ключи звякают, когда Эрик сгребает их в ладонь — сам Змей замирает, косится в сторону кровати. Брух только напрягся и прижал Настю к себе покрепче. Глаз не открыл. Чудно!

Эрик действует на чистом наитии, быстро обуваясь и взлетая на этаж выше. И проходясь по истинно холостяцкой берлоге Эмиля, Змей сам не знает, что именно он ищет.

Конкретных идей нет, есть только несколько часов на подумать. Что-то нужно сделать, чтобы отвлечь Эмиля от Насти.

Злополучный список находится быстро — неожиданно, прибитым к мишени-дартс на двери спальни. Лист простой, некогда белой бумаги, сейчас затертый, исчирканный, да еще и распятый шестью дротиками…

Строчек в нем и вправду осталось мало.

Частный детектив Эмиля смог достать ему только номера телефонов и паспортные имена-фамилия. Как же так все— таки вышло, что нужной фамилии там не нашлось.

Эрик пробегается по списку, разбирая и уже зачеркнутые фамилии. Михайловская А. — проверено, рядом записано длинное русское ругательство — по всей видимости, здесь Эмиля послали, и он восхитился далью направления.

Знакомая фамилия. Уж не Настина ли это подружка, хозяйка квартиры, в которой сейчас и живет Змейка?

Что-то смутно брезжит на горизонте памяти. Таксист, которого они допрашивали, говорил, что девушек было две. Забавно. И все же — нет ни Анастасии Назаровой — хотя тогда она не была замужем ведь, и Варлей тоже нет…  Змей мог поверить, что Настя выступала под псевдонимом. Куда же она все-таки подевалась?

Змей раз за разом пробегается по списку — то ли нечем занять глаза, то ли что-то его цепляет. Раз за разом. Прочтение за прочтением…

Так, стоп…

Эрик буквально заставляет себя читать медленно, ожидая внутреннего отклика.

Нестерова, Иванова, Медведева..

Ну точно. Медведева В. — вот за что цепляется взгляд. И за очень знакомый номер телефона тоже. Да быть того не может. Таких совпадений просто не бывает. И все-таки…

Номер определяется.

Дочка режиссера, одна из основных тацовщиц в группе, которой сейчас ставил номер Эрик. Та самая, которую он уже умудрился затащить в постель в неурочный час…

Она вела себя адекватно, когда он не стал продолжать отношений, на Настю в репетиционном зале и на съемочной площадке посматривала слегка ревниво — но в целом адекватно. Скорее, восхищенно — потому что уровень Насти оспорить было сложно.

Гудок. Гудок. Гудок...

— Ты что, с дуба рухнул? — сонно рычит Лера-мать-ее-Валерия, поднимая трубку. — Если ты не хочешь мне сказать, что ты проснулся с моим именем на устах и готов на мне жениться и заделать мне троих детей, то не пойти бы тебе к черту, Лусито? Я и так помню, что репетиция у нас завтра в одиннадцать.

А ведь она умеет танцевать. Сносно умеет. Не деревянная. Не годится на главную роль — да, но очень-очень неплоха...

— Лера, — Эрик выжимает из себя максимум обаяния, чтобы тон вышел действительно проникновенным, — скажи мне, ты летала в Берлин пять лет назад?

— Три часа ночи! — взрывается девушка. — Это из ряда вон…

— Это важно, — Змей позволяет себе звучать отчаянно, — просто дело жизни и смерти. Я буду тебе очень обязан, если ты ответишь.

Девушка с той стороны трубки затихает — как надеется Эрик, не для того, чтобы придумать посыл подлиннее.

— Да, я летала тогда в Берлин, — раздраженно роняет Лера, — там проводились танцевальные мастер-классы в рамках европейского чемпионата. Мне это было интересно.

— Чудесно, — Эрику даже не приходится играть — он испытывает настоящий восторг от этого факта, — слушай, а могу я попросить тебя о помощи?

— Варлей свою проси, — сварливо огрызается Лера, напоминая, что ничто не забыто. Ну, эй. И кто тут втирал про свободные взгляды современных девушек? Что, после первого секса нужно сразу к алтарю?

— Увы, она мне помочь не сможет,  — драматично вздыхает Змей. — Мне нужно разыграть одного нашего общего с ней друга, а её голос он легко узнает. Да и спалится она… Тут нужна настоящая актриса, которая будет верно следовать роли…

Лести много не бывает. Особенно в адрес девушки, которая действительно на это ведется.

Лера ломается еще пару минут, набивая себе цену, но Эрик чувствует интерес — если бы она не была заинтригована и польщена — она бы уже бросила трубку и отправилась досыпать.

— Что надо делать? — наконец не удерживается Лера, даже не скрывая собственного интереса. 

Через десять минут объяснений и переговоров Змей вешает трубку. Улыбка на его губах — глубоко удовлетворенная. Он обошелся малой платой — он подтянет Леру и поставит её в дублеры Насти. Но при этом Брух будет на некоторое время нейтрализован. Чтобы он ни говорил, но получив «Лису», он вряд ли откажется от неё быстро. Пару дней еще потопчется, повстречается с ней, будет прислушиваться к себе, прежде чем примет окончательное решение.

Хорошо.

И уж это время Змей использует сполна.

Просыпаться оказывается сложно. Вспоминать, что было вчера, — просто невыносимо.

Боже, боже, боже, я снова это допустила. Снова растворилась в этом, позволила себе не думать о последствиях. А нужно было!