Вот она — серия ударов по корпусу, и финальный — в челюсть. В висках звенит от поднимающегося волной негодования.

— Два дня назад ты стонала от моих поцелуев так, будто я тебя трахаю, — Эмиль делает шаг к девушке, но и она отступает от него, не давая сократить расстояние между нами, — какого черта?

— А ты думал, так всегда будет? — Настя поднимает ресницы, и в её красивых, глазах настоящей фэйри пляшут тени. — Что дверь ко мне всегда будет открыта и я всегда буду готова к безудержному сексу с тобой лично? У меня уже есть отношения, Эмиль. Я не готова ими жертвовать ради тебя.

Кулаки Эмиля стискиваются с остервенением. Какая жалость, что здесь нет смазливой физиономии Змея, и не с кого спросить за это дерьмо.

Что за хрень? Что за боевые действия до того, как дали сигнал к бою?

Это он. Это этот гребанный жадный ублюдок потребовал от неё выбрать. Воспользовался тем, что раньше успел застолбить свое место.

— Мышка…

Эмиль все-таки шагает к ней. Мир не бесконечен. У неё закончится место для отступления. Все-таки стоит ей напомнить, сколько именно безумия плещется между ними. Да у нее же даже сейчас пересыхают губы, при одном только его движении в его сторону.

— Я люблю Эрика, Эмиль, — отчаянно выдыхает Настя, на этот раз не отступив, но остановив Эмиля одним лишь своим непреклонным взглядом, — люблю, понимаешь? Это больше чем страсть, похоть, чем самый жгучий порыв. Я не хочу его предавать, продолжая крутить интрижку с его другом. Даже если для него все это не всерьез. Для меня — более чем. Пожалуйста, не дави на меня. Дай оставить это безумие в прошлом.

С бывшим другом. Но какая теперь разница? Вот этот удар — это нокаут. Настоящий. После такого сложно встать и продолжить.

Она могла сказать что угодно, после чего он не отступил бы. Могла солгать, и он бы это увидел. Вот только говорила она более чем искренно. Голос дрожал. В глазах всплеснулись вихрем чувства.

Нельзя не поверить.

— Ты сказал, что услышишь, если я скажу тебе «нет», помнишь, — напоминает Настя вероломно, — так сдержи свое слово. И не торопись с принятием решений. Не надо ничего разрушать второпях. Я уверена, ты найдешь плюсы в том, от чего раньше хотел отказаться.

Сдержать, бля, слово!

Никогда в жизни Эмиль не испытывал такого острого отвращения к собственной принципиальности.

И ведь надо же — он держит слово. Позволяет ей уйти.

И хочет крови. Много-много. Неважно чьей... 

Эрик

Когда она возвращается — Эрик уже успевает вернуться с балкона в прихожую. Встретить её там и даже скрестить руки на груди, нацепив на лицо скептическую гримасу.

— Что? — Настя, видимо, замечает его критический взгляд и напрягается еще сильней. Еще чуть-чуть — и порвется как лист бумаги.

— А для меня не повторишь? — Эрик насмешливо фыркает. — Или подслушал с балкона и хватит с меня?

— А ты подслушивал? — кажется, Настя сама пытается взорваться. Добавить ту искру, что разнесет вдребезги её саму и все вокруг.

Она устала — это очевидно. Судя по напряженно стиснутым губам — в который раз обдумывает, не послать ли ей еще и Эрика за компанию. Предельный надрыв. Змейка просто не умеет любить наполовину, и если рвет связи — то насовсем, так, чтобы кровью от её разорванного сердца залило все стены, а на полу невозможно было ступить.

Только никто ей не позволить прогнать еще и Змея.

Эрик шагает к ней, обнимая её лицо ладонями. Целует глубоко, вдумчиво, выключая её мысли, все до одной.

Плевать, что она это сказала лишь для того, чтобы отвадить Эмиля покрепче.

Плевать, что для него она этого повторять не хочет.

Даже маленький луч надежды на взаимность заставляет сердце биться чаще.

— А ты для меня — все, моя ciliegina.

Кто бы знал, что гордому Катанийскому Змею сознаться в этом будет так просто. Но кому еще кроме неё можно говорить об этом? В конце концов, уж не этой ли воинственной змейке были посвящены  его мысли двадцать четыре часа в сутки?

В её глазах бушует океан огней, налюбоваться им чертовски сложно. Напиться собственным ликованием — еще сложнее. Он победил. Она впрямую отказала Эмилю. Выбрала Эрика, всего-то и нужно было — чуточка везения по жизни.

Вот бы еще её губы не были такие соленые...

Возможно, тогда бы не сверлило изнутри это отравляющее чувство, что он мог бы сделать для своей Змейки больше.

Звонок раздается с утра. Ну, или не с утра. Строго говоря, когда заспанный с перепоя Эмиль смотрит на часы — те показываю три часа дня. Ощущения тотального недосыпа это ему не отменяет.

Он просыпается и понимает — лежит не в той квартире, которую арендовал сам. В Настиной. Носом в пропахшую мышкой простыню.

Он снова влез к ней через балкон, после того, как не дозвонился через дверь.

Дело было в шесть утра, кажется… Они в эту минуту уже были в аэропорту.

А телефон-то, забытый на подушке, отчаянно орет, только усугубляя лютую мигрень...

— Да, — рявкает Эмиль в трубку, искренне надеясь, что звонит Змей. Если уж орать на кого-то, то только на этого ублюдка. Это он потребовал от мышки выбирать. Это он внаглую украл. Увез куда-то, даже не соизволив предупредить. Эмиль сам дозвонился до мышки, и она ему совершенно безразлично отрапортовала, что улетает знакомиться с родителями Эрика.

Улетает.

Уйти он не смог.

— Я не вовремя? — слышать родной шведский язык оказывается неожиданно. Голос знакомый, грудной, женский…

— Фрида? — узнать бывшую партнершу с гудящей после вчерашних возлияний головой оказывается сложно.

— Нам надо встретиться, Эмиль, — твердо требует девушка, — я сейчас в Москве. Прилетела специально для этой встречи.

— Какая честь, — хмуро роняет Эмиль, протирая глаза. Честно говоря, после той выходки на чемпионате в Берлине его отношения с бывшей партнершей быстро сошли на нет. Они пытались дальше танцевать, но в мыслях Эмиля клином засела рыжая вертихвостка с того вечера, и тем больше бесило, что именно благодаря Фриде он как последний идиот даже лица её не помнит.

В конце концов — он просто плюнул и бросил танцы и Фриду заодно. Она на него обижалась — он был в курсе, но ему было от этого ни жарко, ни холодно.

Танцев иногда не хватало.

Вот только ни с кем кроме его Лисы ему танцевать уже и не хотелось

Никуда вставать и идти ему, разумеется, не хочется. Хочется страдать херней, лежать, глядя в одну точку, и ждать, пока Змей вернет Настю обратно. И дать ему по морде, как только он ступит за порог мышкиной квартиры. Посильнее. С оттягом.