за месяцем он все дальше уходил от пути, предначертанного ему рождением, это были шаги в том направлении, в котором он уже двигался, когда встретил Вай, – в направлении, естественным ходом вещей приведшим его сюда, в этот лес, к этим людям. К тем, кто живет на задворках общества или же создал идеалистическую альтернативу ему.

Целая жизнь назад прозвучало как брешь, как разрыв. Как будто она с этим со всем рассталась.

“Ну да, так и есть”, – внезапно подумал Элберт. Только глянь на нее: она в униформе. В униформе служащей женщины, сумочка и высокие каблуки. Макияж и костюмы. Пресса. Четвертое сословие. Истеблишмент.

– Значит, “Вестерн мейл”? Это круто и, знаешь…

– Это валлийское издание? – перебил его друг Таз.

– Да, – ответила Вай Тазу, а не Элберту. Казалось, с Элбертом она не в силах встретиться взглядом. – Издается в Кардиффе, распространяется по всей стране, хотя сосредоточено больше на юге.

– И что ты тогда тут делаешь? – поинтересовался Таз, в карих глазах которого прочитывался скептицизм. Он бросил окурок в черно-белую консервную банку из‐под фасоли.

Вай, коротко глянув вниз, решилась ставить на честность.

– На этой неделе новостей почти нет. Нужно чем‐то заполнить номер. Вы тут совсем недалеко от границы, и мой редактор подумал, что сюжет, который затрагивает интересы людей, да еще с фотографиями, – как раз то, что нам нужно.

По физиономии Таза пробежала рябь уважения – ну, хотя бы за откровенность. Кто‐то поставил перед Вай кружку с чаем, она благодарно кивнула и вынула свой блокнот.

– Послушайте, – сказала она, и уверенность разлилась по ее венам, или, может, просто ей захотелось донести до Элберта, что дешевый щегольской тренч и костюм с нейлоновой юбкой – это не она, Вай. Нет, настоящая Вай – это та девушка, какой она была в восемьдесят девятом. – Буду откровенна и сразу скажу: я считаю, то, что вы делаете здесь, – это o-хре-ненно блес-тя-ще.

Ее выговор! Он все тот же. И то, как она поругивается, чтобы подчеркнуть, выделить смысл! И то, как растягивает гласные!

– Но я не собираюсь своей статьей подтвердить, что “о, я на вашей стороне”. Потому что статья будет про то, что нам нужно спасать деревья. Это будет рассказ о лагере, как тут устроена жизнь, как вы выживаете в дождь и холод. Почему считаете, что оно того стоит. И также, для равновесия, почему некоторые думают, что это все туфта. Вот, например, член городского совета Дэвид Андерсон…

Электра фыркает, большинство тех, кто за столом, начинает мотать головой.

– Да, я и не сомневалась, что он популярен у вас примерно так же, как пердун в лифте. – Вай проницательно улыбнулась, понемногу их завоевывая. Все еще не смея взглянуть на Элберта. – И должна сказать, у него твердое мнение на ваш счет!

– Ну еще бы! – выкрикнула очень молоденькая девушка, замотанная в длинный вязаный шарф в стиле Доктора Кто, из которого выглядывало ее славное личико.

– Вот взгляните: он уже предоставил мне несколько… убедительных фактов. Которые мы используем. Вот. Можете ознакомиться с его точкой зрения и кучей фоток, которые Пит уже сделал. Или… – Она вскинула подбородок, пытаясь выглядеть сразу и веско, и привлекательно – Или вы могли бы помочь Питу сделать снимки, свидетельствующие в пользу вашего дела, и поделиться со мной, какие шаги вы отважно предпринимаете… И будьте уверены в том, что я приложу все старания, чтобы честно и прямо представить вашу позицию.

“Отважно” – это, кажется, перебор. Почти лесть. Черт.

Убедила она их или нет?

Она взглянула на Элберта. Он тут же отвел глаза. Девушка с очень черными, очень крутыми кудрями тоже это заметила. Черт.

– Ну, конечно, я в деле! – Элберт весело стукнул кулаком по столу. – У меня пока как‐то с трудом укладывается, что Вай теперь настоящий журналист, но могу сказать, что союзники нам нужны, особенно из пишущей братии. Мы можем ей доверять.

Тут их глаза сошлись, и Элберт понял наверняка, что сейчас он сказал правду. Он действительно ей доверяет.

И потом он все утро водил Вай по лагерю, знакомил со всеми. Рука ее порхала над блокнотом, испещряя страницы стенографическими каракулями. Она кивала и улыбалась, улыбалась, улыбалась. Распахнув глазки, задавала якобы наивные вопросы, чтобы ей рассказали поподробней, побольше.

– Мы знаем, людям хочется думать, что мы просто полоумные хиппи, но то, что мы защищаем, уходит корнями в прошлое, – неторопливо и взвешенно сказал седовласый Нил. – Эти древние деревья, они принадлежат всем. Они – такая же часть нашего английского наследия, как Стоунхендж или Букингемский дворец.

Да, думала Вай, записывая, да. Вот оно. Это позиция. Вот как я могу вам помочь: не повторяя благоглупостей насчет того, что нужно уберечь легкие Земли-Геи, а взывая к слезливому патриотизму и старой английской мифологии.

Нил серьезно кивал, пока она это записывала, но на губах у него играла едва заметная улыбка. Верил он сам в то, что сказал, или сознательно подбросил ей крючок, привлекательную, удобоваримую фразу? Знал он, что она знает, что это надежный способ убедить читателей, – или рассчитывал ею манипулировать?

– Тебя будут недооценивать, – предупредил Дерек, когда впервые взял ее на уличное интервью вскоре после того, как Вай пришла в газету стажеркой. – Поначалу это может показаться обидно, но на самом деле оно в твоих интересах. Хорошенькой молоденькой женщине люди могут выболтать то, в чем в жизни никогда не признаются средних лет репортеру-мужчине.

Так оно в точности и оказалось, но зато Вай из‐за этого застряла на легких, развлекательных новостях. Ей отчаянно хотелось писать о политике, выявлять, пользуясь своим обезоруживающим видом, постыдные факты и вскрывать неправедные деяния; вместо этого ее отправляли к скорбящим родственникам и на аукционы благотворительных фондов. Однако статья про объездную дорогу вполне может из безделки превратиться во что‐то серьезное, если удастся нарыть достаточно фактов и сочных высказываний.

Проблема заключалась лишь в том, что везде и всюду половину ее внимания забирал на себя Элберт. Периферийное зрение работало во всю мощь. И сердце ее сбоило, и лоно замирало, стоило ей вспомнить, что он здесь, что она с ним.

И он не отходил, нависал, всегда был неподалеку. Может, еще чайку? Останутся они пообедать? Сегодня на обед дхал. О, вот с этой женщиной ей надо поговорить, она тут с ребенком в лагере, и вот с этим, он с работы уволился ради общего дела.

Элберт привел ее в свой фургон, и пока Вай стояла там, восхищаясь хитроумно устроенными полочками и ящичками, кто‐то снаружи позвал его.

– Через секунду вернусь.

Взгляд Вай зацепился за книжку, которая лежала рядом с кроватью. “Влюбленные женщины”. Зачитанная, в мягкой обложке, сильно потрепанная. Она