— Прекрасно!

— Чего прекрасного? — не понял главный спасатель.

— Раз зона от силового воздействия расширяет границы, значит силовое воздействие исключается. ЕС и Штатов можно больше не опасаться. Не предложат же они в самом деле ядерный заряд в аномалию швырнуть. Это слишком даже для англоговорящих кретинов.

Президент прошел на свое место, опустился на сидение и расслабленно откинулся на спинку кресла. Юрий Яковлевич подошел ближе, но сесть не рискнул.

— А что делать с аномалией? — спросил осторожно.

— Теперь все что угодно, — бодро ответил президент. — Мысли есть?

— Да.

Юрий Яковлевич выдвинул кресло, и устало сел перед президентом. Тот с интересом подался вперед.

— Говори, — мягко, но требовательно сообщил он.

— Мысль одна, — Юрий Яковлевич потер виски. — Я хотел бы просить об отставке.

Больничная койка оказалась жесткой. Степа только сейчас понял, что за все время учебы, да и вообще за всю жизнь ни разу не лежал на больничной тахте. Даже не присаживался, кажется, ни разу.

После лошадиной дозы обезболивающего ноги в гипсе не то что не болели, вообще не ощущались. Словно бы ниже пояса ничего не было, окромя воздушной легкости. Догадываясь о том, что это счастливое ощущение будет не вечно, Степа ловил кайф, готовясь к приходу боли.

В конце палаты на кронштейне висел небольшой телевизор. Старенький, таких наверное уже и не осталось нигде. Разве что в больницах. С экрана гундосил диктор. Не то с дикцией у парня проблемы, не то насморком мучается, подумал Зюзя и добавил звук.

Под торопливо-гнусавое бормотание диктора на экране сменяли одна другую картинки с пейзажами с моста.

— Неудачная бомбежка повлекла за собой распространение аномальной зоны. Территория ее увеличилась до нескольких километров в диаметре. Военные, сменившие милицию, по-прежнему не снимают оцепление. Стоит отметить так же и возвращение отрядов ОМОНа, которые предприняли попытки разогнать находящихся рядом граждан, обвинив в несанкционированном митинге. Власти на этот счет, как и вообще насчет аномалии, так и не дали никаких комментариев.

Экран перемигнул картинкой, снова явив миру лик диктора.

— Так же из компетентных источников нам стало известно, что сегодня…

В дверь постучали, Степа подхватил пульт и убавил звук, приподнялся на локте.

— Входите.

В палату быстро вошли два мужика. Один был наглухо застегнут на все пуговицы, под самый ворот халата. Второй халат накинул на плечи, из-под распахнутых пол виднелся серый китель. Вот и милиция, вздохнул Зюзя.

— Здравствуйте, Степан Александрович, — вежливо начал тот, что накинул халат на плечи. — Догадываетесь по какому мы к вам поводу?

— Апельсинчики принесли? — расплылся в дурковатой улыбке Степа. — А чего не спрашиваете, как здоровье?

— А чего спрашивать, — довольно грубо отозвался застегнутый. — Есть такая штука, как карта амбулаторного больного и лечащий врач.

На контрастах работают, пришла мысль. Как в плохом детективе. Или как в классическом детективе, когда жанр только пробовали наощупь. Хотя вряд ли эти двое читали классический детектив. Да и вообще вряд ли чего-то читали. По правде сказать Степа и сам читать начал не так давно.

Распахнутый подставил стул, присел возле тумбочки у кровати. Откуда-то возникла кожаная папочка, уже из нее вынырнули листочки с какими-то бланками.

— Протокольчик составим, — пояснил улыбаясь распахнутый.

— Какой протокольчик, — не понял Степа, продолжая косить под дурачка.

— Содержательный, — повысил голос застегнутый. — Ты рассказывать будешь, или из тебя клещами тянуть?

— Рассказывать, — Степа откинулся на подушку. — Значит так. Пошли как-то на охоту четыре врача. Терапевт, психиатр, хирург и патологоанатом. Сели в кустах с ружьями, пьют водку, ждут, когда утки полетят.

— Чего? — выпучился застегнутый.

— Погодите, сейчас объясню, — поспешно отозвался Степа. — Сидят, значит. Летят утки. Терапевт вскидывает ружье, целится и думает: «Интересно это утки? А может это и не утки вовсе, а гуси». Пока думал, утки улетели.

Степа покосился на застегнутого, тот начал багроветь.

— Сидят дальше, летят другие утки. Психиатр вскидывает ружье, целится и думает: «Это утки. Я точно знаю, что это утки. А вот интересно, знают ли они, что они утки?» Пока думал, утки улетели.

— Ты, шутник, — не выдержал застегнутый. — Хватит лапшу на уши вешать. Давай по делу.

— Погоди, — весело отозвался Степа. — Сейчас перейду к сути. Сидят они дальше, пьют. Летит третья стая уток. Хирург вскидывает ружье, не целясь почти, бах из одного ствола, бах из другого. Потом поворачивается к патологоанатому и говорит: «Слушай, сгоняй посмотри — утки это были, или еще кто».

Распахнутый прыснул над чистым бланком. Застегнутый сердито зыркнул на коллегу и тот поспешил отвернуться к окну, но потому как подрагивали плечи было ясно, что ему смешно. Не то анекдот позабавил, не то ситуация.

— Я сначала хотел стать патологоанатомом, — добавил Степа, глядя в потолок. — А потом решил стать хирургом. Жизни спасать как-то благороднее и правильнее, чем в смерти ковыряться. Так вот я к чему…

— Да уж, — перебил застегнутый. — Пора бы наконец сказать к чему ты.

Степа посмотрел на мента высокомерно, словно читал монолог Гамлета, а перед ним в первом ряду с громким хлопком открыли бутылку шампанского.

— Я к тому, что есть такая улица в городе-герое Москве. Называется Крымский вал. Там сейчас один сотрудник милиции работает. Полковник. Сергеем Витальевичем зовут, так вы его сюда приведите и я ему все в подробностях расскажу. Скажете — Зюзя в больнице и у него есть информация.

— Зюзя? — вскинулся распахнутый.

— Ну да, это я, — бодренько пояснил Степа.

Обезболивающее постепенно сдавало позиции и держаться бодрым становилось все труднее.

— Фамилия, — грозно навис над койкой застегнутый.

— Моя? — не понял Степа.

— Нет, полковника, — застегнутый был суров до невозможности.

— А я откуда знаю? Но на Крымском мосту полковников милиции Сергеев Виталичей больше одного вряд ли найдется.

Застегнутый отпрянул. Он выпал из поля зрения, голос его донесся откуда-то со стороны.

— Жаль, что у тебя ноги сломаны, — злорадно произнес он. — Я б тебе их сам с удовольствием переломал.

— А это уже угроза, — вяло констатировал Степа.

Боль не просто давала о себе знать, а возвращалась семимильными шагами.

Сбоку зашуршало.

— Грамотные все, — бормотнул застегнутый.