Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну, если вы на мост, так и я туда же. Буду, пока вы мечами машете, барьер поддерживать на месте. А вообще нас четверых мало. Помощь нужна. Поддержка из этого мира. Предложения есть?
Кот пожал плечами:
— Там на месте сейчас, если телевизору верить, солдатня, ОМОН. Может, этих привлечь?
— Как ты их привлечешь? — скептически поинтересовался Милонег.
— Не важно как, — отмахнулась старуха. — Скажи лучше какие из них помощники?
— Хреновые, — честно ответил оборотень и задумался.
Бычич решил не вмешиваться, стоял с молчаливым, вроде как умным видом в сторонке. Старуха что-то беззвучно плямкала губами, будто советовалась сама с собой. Милонег задумчиво морщил лоб, наконец шлепнул ладонью по лбу, словно осенило.
— Может ребят свистнуть из школы карате?
— Опять кекусинкай? Сомневаюсь я, что от них толк будет, — отозвался Кот. — Степа твой, конечно хорош, ничего не скажешь. Но сколько там на школу таких Степ?
Милонег несогласно засопел, умолк. Старуха сверлила взглядом то одного, то другого, буркнула раздраженно:
— Что, все? Идеи кончились? Иссякли добры молодцы.
Кот вдруг вздрогнул и радостно заулыбался.
— Есть идея! Поехали, по дороге расскажу.
Машину трясло, словно эпилептика. Да и не мудрено. Лет автомобилю было кажется больше, чем водителю, решившему подработать частным извозом. Машина брюзжала и дребезжала. Примерно тем же занималась Яга. Сидела на переднем сидении и скрипела себе под нос, как несмазанная телега. Идея оборотня ей явно не понравилась, от того, собственно, и скрежетала. Но другой идеи все одно не было, потому брюзжание было тихим.
Впрочем, водителя оно напрягало и в тихом виде. В конечном итоге он не выдержал и включил погромче радио. Салон ожил какой-то старенькой музыкой.
Этот город застрял во вранье, как "Челюскин" во льдах —
Погрузившийся в ад и частично восставший из ада.
Наше общее детство прошло на одних букварях,
Оттого никому ничего объяснять и не надо.
Отчего ж мы кричим невпопад и молчим не про то,
И все считаем чужое, и ходим, как пони, по кругу?
Вы не поняли, сэр, — я отнюдь не прошусь к вам за стол,
Мне вот только казалось — нам есть что поведать друг другу.
Место, где свет
Было так близко, что можно коснуться рукой,
Но кто я такой,
Чтоб оборвать хрустальную нить —
Не сохранить, прошло столько лет,
И нас больше нет в месте, где свет…
Старуха брюзжать перестала, но поморщилась. Уж больно песня к месту показалась. Водитель истолковал старческую мимику по-своему, потянулся убавить звук.
— Оставь, — перехватила его руку старуха. — С песней оно веселее.
Мужик лишь пожал плечами. С песней, так с песней.
Этот город застрял в межсезонье, как рыба в сети —
Стрелки все по нулям, и не больше не меньше,
Мы почти научились смеяться, но как ни верти —
Что-то стало с глазами когда-то загадочных женщин.
Хочешь, я расскажу тебе сказку про злую метель,
Про тропический зной, про полярную вьюгу?
Вы не поняли, мисс, — я совсем не прошусь к вам в постель,
Мне вот только казалось — нам есть, что поведать друг другу.
Мне никто не указ, да и сам я себе не указ —
Доверяю лишь левой руке, маршруты рисуя.
Ну а тот, кто — указ, он не больно-то помнит о нас,
Да и мы поминаем его в беде или всуе.
Что казалось бы проще — вот Бог, вот порог,
Что же снова ты смотришь в пустынное небо с испугом?
Вы не поняли, Лорд, — я отнюдь не прошусь к вам в чертог,
Мне лишь только казалось — нам есть, что поведать друг другу.
Место, где свет
Было так близко, что можно коснуться рукой,
Но кто я такой,
Чтоб оборвать хрустальную нить —
Не сохранить, прошло столько лет,
И нас больше нет в месте, где свет…[5]
Песня сошла на нет. Проигрыш еще крутился какое-то время, потом поверх него легла совершенно не кстати реклама. Крикливая и грубая, особенно на контрасте с лирикой только что спетого.
— Тормозни, — попросил Кот. — Приехали. Вот тут где-нибудь.
Машина сбавила скорость, вздрогнула дернувшись пару раз, словно собиралась умирать прямо сейчас. Кот выскочил из салона, притормозил Милонега, рыпнувшегося было за ним.
— Ждите. Я сам все устрою. Лучше с машиной договоритесь.
— Что с машиной? — встрепенулся водитель.
Но Кот только дверцей хлопнул.
— Скажи-ка, милый друг, — впервые за всю дорогу нормально заговорила старуха, обращаясь к водителю. — А ты не хочешь денег заработать?
— Смотря чего делать, — бодро откликнулся тот.
— Машину нам свою отдать. Она нам нужна буквально на часок, меньше даже.
Водитель открыл рот, но не нашелся, что сказать на такую наглость. Старухе возражения и не требовались. На любые возражения у нее имелся свой и довольно весомый аргумент. Из-под разноцветных тряпок, составлявших старушечий костюм, на свет вырвалась пачка зеленых банкнот с американским давно испустившим дух президентом и цифрой сто. Пачка была увесистой. На такие деньги можно было купить пяток таких машин, если не больше.
— Деньги твои, машина наша. Документы на нее нам не требуются. Если захочешь, можешь заявление об угоне завтра пойти написать и получить тачку обратно. Идет?
— Юра, что на мосту?
Президент вопреки обыкновению не сидел во главе стола, а метался из угла в угол. На министра чрезвычайных ситуаций только что не набросился.
— Голубев какую-то ахинею несет. Знаю, что бомбили, но… Что там?
— Ничего хорошего, — привычно отозвался глава МЧС.
— Ты другие слова знаешь?
Юрий Яковлевич тяжело вздохнул.
— Знаю, только они нецензурные. После нанесенного удара аномальная зона расширилась в несколько раз. Теперь она охватывает не только мост, но и прилегающие территории. В зону аномалии попал кусок города практически от Калужской площади до станции метро «Парк Культуры», от памятника Петру Первому до середины парка Горького.
Президент засветился, как лампочка Эдисона.