Он стоял слишком близко, чтобы я могла сосредоточиться на разгребании чуда сеновала на голове. Боль в голове начала отступать, уступая место слабости и рассеянности.

— Тебе помочь? — спросил он, наблюдая, как я вяло тягаю по своей гриве гребешок.

Потом, не услышав внятного ответа, он забрал у меня расческу и принялся чесать мои волосы сам. Я лишь уронила руки вдоль тела и тупенько уставилась на наше отражение. Было странно для меня наблюдать за тем, с какой осторожностью и милованием мужчина расчесывает женские волосы. Это ему действительно приносило удовольствие.

Чесал-чесал, как вдруг резко отстранился и отшагнул назад. Бросил на кровать гребешок и сдержанно произнес:

— Когда переоденешься, выходи. Я буду ждать тебя за дверью, — его ноздри затрепетали, а глаза смотрели на мою шею с большим нескрываемым желанием.

Будучи женщиной, я легко догадалась о его мыслях. Сжав с силой кулаки, Зенон сделал движение головы, подобное чиху, и быстро поспешил к выходу. Мне только и оставалось в замешательстве следить за его движениями. У двери он на миг задержался, повернув голову вполоборота, и сказал:

— Я жду. Поспеши.

Я минуту, молча, смотрела на закрытую дверь. Принесенная Зеноном пилюля головную боль сняла, оставив там звонкую пустоту. Соображала туго и через раз.

Расправив влажные волосы, спадавшие легкими кудрями до лопаток, я скинула халат и быстро одела вечернее платье. Посмотрела на себя в отражение. Осталась довольной. Приятный на ощупь иссиня-черный материал, мягкими контурами подчеркивал все линии моей фигуры и тяжелыми фалдами спадал от линии колен до самого низа в стиле юбки годе. Это, на первый взгляд, удивительно простое по покрою плате вмиг превращало меня из простой Золушки в модель мирового уровня. Да еще и влажные волосы спадали на полуобнаженные плечи.

Скользнув ладонями от груди к бедрам, я убедилась в реальности видения. Поднесла пальцы к неглубокому декольте и подумала, что для совершенства образа не хватает только колье из бриллиантов.

Поглядела еще минуту на себя. Глубоко вздохнула и поправила к выходу.

Зенон действительно стоял у дверей, упершись спиной о стену и скрестив руки на груди. Когда я вышла, он смерил меня оценивающим взглядом и расплылся в довольной улыбке.

— Ты очень красивая, — тепло произнес он и сделал жест в сторону, приглашая идти первой. — Стол уже накрыт. Идем.

Зардевшись от комплимента, я послушно пошла в указанном направлении. Ни одна женщина в Галактике так и не смогла отказаться от слабости к комплиментам. Уши навсегда останутся путем к ее сердцу.

Столовую я не узнала. Она кардинально преобразилась. За окнами, занавешенными паутинообразными гардинами, серело вечернее небо. Кое-где уже мерцали слабые искры ближайших звезд. Приглушенно освещали помещение светильники в виде старинных факелов на каменной стене. На огромном дубовом столе, накрытом бардовой скатертью, красовались два канделябра с семью свечами в каждой. И где они их откопали?

Стол был накрыт на две персоны. На больших белоснежных фарфоровых блюдах лежали две запеченных птицы, от которых исходил пряный аромат. Были салатницы, тарелки с десертом и графины с вином. Салфетки, столовые приборы, бокалы — все как в роскошных ресторанах. Право! Магда просто кудесница!

— Мы правильно сделали? — косясь на мое лицо с лукавой улыбкой, спросил Зенон. — Так оформляют у вас в заведениях общественного питания с повышенным классом обслуживания?

Я лишь кивнула, сделав трогательным выражение лица. Я никогда еще не была в ресторанах. Даже папа мог позволить только недорогое кафе.

— Осталось только тихую музыку включить, и будет как в лучших домах Парижа! — восхищенно произнесла я.

— Сейчас оформим, — весело ответил херонец, азартно потерев ладони, и быстро куда-то исчез.

Я провела его удивленным взглядом. Все ради каприза женщины! Неужели у херонцев тоже так бывает? Не сказала бы по их суровому виду.

Через минуту откуда-то сверху полилась приятная тихая мелодия. Звуки отдаленно напоминали скрипку, саксофон и там-тамы, перемежаясь в проигрышах с флейтой. Еще через минуту Зенон опять возник в столовой.

— Ну, как? Музыка не раздражает?

— Очень красивая… — умиленно улыбнулась ему я.

— Это один из наших классиков. Я сравнил. У вас тоже, на Земле, есть подобные произведения.

— Ты даже это успел сделать? Как мило!

Выдвигая стул, Зенон пригласил меня сесть. Затем, садясь напротив, спросил:

— Мило — это похвала? Ты довольна?

— Очень!

Он самодовольно растянул губы. Так улыбаются мужчины, когда видят, что сделали все правильно и женщина идет прямо в его руки.

— Скажи, как проходят ваши свидания? — беря в руки столовые приборы, спросил он.

— Не знаю… — опустила я смущенно глаза. — Я видела только в фильмах.

Зенон удивленно вскинул брови.

— Я первый раз на свидании… — призналась я.

Он недоуменно хмыкнул.

— Наверное, на них можно говорить обо всем, что интересно друг другу. Может, можно спросить о чем-то… — пожала я плечами, пытаясь насыпать салат себе в тарелку.

Выходило не очень. Пару раз промазала. Руки непослушно дрожали. Я волновалась, как на экзамене. Спрашивается, почему? До этого мы кушали, и все было нормально? Может, влияет приглушенный свет? Или запах пряностей? Или аромат хвоеподобных растений возле окна?

— Тогда можно, я спрошу? — Зенон совсем по хищному откусил кусок крыла зажаренной птицы.

— Спрашивай, — кивнула и спрятала взгляд в ложке с салатом.

— Расскажи о своей семье. Ты обо мне знаешь все, практически. Я же почти ничего.

Я рассеяно пожала плечами, отведя в сторону глаза.

— А здесь и рассказывать особо нечего… Я сирота. Родилась в бедной семье. Папа меня очень любил. Маму я почти не помню. Она умерла, когда мне было четыре, от какой-то странной болезни. Так папа сказал. А папа воспитывал меня до восьми лет. Он водил меня в зоопарки, кафе. По выходным возил к бабушке. Потом мы ехали отдыхать на один курорт на Земле, и попали в автокатастрофу. Папа умер на месте, а я получила черепно-мозговую травму и перелом руки. Когда выписали из больницы, меня забрала к себе бабушка Катя. Я пожила у нее три года, пока она не попала надолго в