— Почему я должна вам верить?

— Потому что у вас все равно нет другого выхода, — последовал быстрый ответ.

— Этот ответ меня не устраивает.

Он пожал плечами:

— У меня тоже нет другого выхода.

— То, что вы предлагаете, называется сделкой, — произнесла она холодно. — Никто не заключает сделок, не получив гарантий. Вы хотите получить своего Франкенштейна? Значит, вам придется быть очень сговорчивым. Теперь ответьте мне еще раз. почему я должна вам верить?

Он посмотрел на нее не без восхищения:

— Отвечаю: потому что у вас нет другого выхода.

— Мы будем развлекаться игрой «нашла коса на камень»?

— Я не закончил. Нам все-таки не обойтись без опереточной патетики, но если вам будет легче, то… потому что я все же солдат, а не… ласковый палач, как вы изволили заметить. И еще потому, что я действительно уважаю вас.

Как только мы договоримся и вы подпишете необходимые… нам документы, я переведу деньги на ваш счет. Разумеется, документы будут такими, чтобы вам не взбрело потом в голову сыграть «отбой».

— И что?

— Это будет залог. А я не настолько богат, чтобы выкидывать на ветер… полмиллиона долларов.

Она быстро взглянула на него, усмехнулась.

— Полмиллиона американских долларов. Пусть и взятых у вас. Услуги самого профессионального киллера стоят на порядок меньше.

— Неплохо вы оценили мою жизнь, — проговорила Вика.

— Я купил ее у вас, — произнес он. — Возможно, когда-нибудь вы сочтете, что это единственная стоящая сделка в вашей жизни.

— Документы…

— Уверен, что у вас есть собственные сбережения, они нас не интересуют. Так что на жизнь вам хватит. На «Континент» сделали очень высокие ставки — там действительно дуют ледяные ветры. Я лишь вывожу вас из всего этого.

— Вы гипнотизер? — спросила она неожиданно.

— В смысле?.. — Он поморщился. — Наш разговор от подобных выпадов не станет более продуктивным. Ваш залог и есть мои гарантии.

— Залог, деньги… Все равно это не ответ на вопрос, почему я должна вам верить.

— Хорошо, — сказал он после некоторой паузы, — тогда я могу дать единственное, что принадлежит только мне: мое слово.

— Что?! Ваше слово? — Она усмехнулась. — Вы за кого меня принимаете?

И тут же увидела, какой тяжестью налился его взгляд.

— Я еще ни разу не выказал вам своего неуважения, — медленно проговорил он. В его глазах, наверное, красивых глазах, наполненных каким-то непонятным ей одиночеством, появился ледяной блеск явно выраженной угрозы. И вдруг с нотками еле уловимого и поэтому тем более неожиданного достоинства в голосе он произнес:

— В моих жилах течет испанская кровь. Хотя я родился, вырос и долгое время служил вашей стране, которую когда-то считал своей. А в Испании слово врага порой ценится дороже слова друга. И я даю вам мое слово.

(Вот они и не обошлись без опереточной патетики.) Теперь она была сбита с толку. Она смотрела на него и не могла понять, что это — продолжение издевательского спектакля или… та самая ускользающая, призрачная надежда, в которую так хотелось поверить. Может ли она в ее положении полагаться на какие-либо «или»?..

Потом она тихо произнесла:

— Когда я смогу увидеть моих детей?

— Что ж. — Он улыбнулся. Впервые. И стал красивым. — Будем считать, что наши недоразумения улажены, и перейдем к делу.

Она смотрела на него и думала, что этот человек, наверное, сумасшедший. Его совершенно не смущает, что по его вине она оказалась здесь, прикованной к постели, именно он и все эти люди, как грабители и резатели с большой дороги, вторглись в ее жизнь, и при этом он пытается демонстрировать ей какой-то похожий на анахронизм кодекс достоинства.

Гипнотизер.

Слово врага… Нет, ну как вам? В других условиях она б умерла со смеху.

Потом она снова подумала о том маленьком «или» и о теплящейся за ним надежде — ведь все возможно. По большому счету мир вокруг настолько свихнулся, что возможно все.

«Испания… Имеет ли это какое-нибудь значение?»

Она подумала, что когда-то провела в Испании три самых счастливых дня в своей жизни.

* * *

— Браво, Санчес! Вот это разводки. А какие обороты речи — «слово врага»… Нет, вы слышали? — Человек уставился на монитор.

— Он все сделал. Можем поздравить друг друга.

— Великолепно. Как он ее подвел к теме… И слова-то какие нашел.

Последний раз я слушал его запись беседы с красноярскими, базарил с братвой «по понятиям»… По-свойски кумекал.

— Что тебя удивляет?

— А здесь… Грамотно. Я боялся, что он сейчас начнет стихи читать.

— Она все же женщина. Мог бы и прочесть. Профессионально…

— «Слово врага»… А полмиллиона долларов — что это за безумная цифра?! Импровизация?

— Не страшно, Гринев, отрегулируем. Главное, что все сдвинулось с мертвой точки.

— Но мы же не собираемся швырять деньги на ветер?

— Разумеется. Не забивай себе голову техническими вопросами.

Гринев все прекрасно понимал — это был отработанный профессиональный подход. На подобных приемах строилась старая добрая вербовка. Поймал человека за руку или изменил привычный ход вещей какими-либо иными способами, посопереживал, выказал, что тебе небезразлична его личная жизнь, его судьба, продемонстрировал некое душевное родство, схожесть миропонимания, чуть нажал — и бери его тепленьким. Все так, но… Санчес молодец. Эта барышня была та еще штучка. Рано или поздно она все равно бы сломалась — дети все-таки главный фактор, но только лишь жестким давлением здесь бы не обошлось. Да и не было у них времени на все эти «рано или поздно». Выходит, опять они обязаны Санчесу.

— Вы больше не считаете, что она выцарапает той, второй, глаза? — усмехнулся Гринев.

— Думаю, что, если бы у нее была под рукой синильная кислота, она бы не пожалела плеснуть ей в физиономию.

— Евгений Петрович, — совершенно серьезно насторожился Гринев, — а ведь для нее это был бы выход.

— Теперь уже нет. Но меня беспокоит другое.

Лицо Евгения Петровича Родионова имело красный отлив, но не от водки, как у большинства его сверстников, злоупотребляющих спиртным, — это был ровный здоровый цвет горного загара. Ветер и солнце…

Гринев посмотрел на шефа и увидел, что зрачки его глаз, следящих за монитором, сузились.

— Что же? Что вас беспокоит, товарищ генерал? — спросил Гринев. Он в третий раз попытался подняться со стула, уступив место перед монитором Родионову. Тот жестом снова остановил его: