В итоге, пока мы «выпенривались» перед автоматом, тот погасил свой экран и ушел в спячку.

— Давай просыпайся! — шептала я, прикасаясь пальцами к темной гладкой поверхности — сначала легонько, затем, когда та совершенно не реагировала, все сильнее и настойчивее. — Нам срочно нужно эспрессо!

— Раф или макиато! — упрямо твердил за моей спиной Леон, запахивая полы подаренного мной пиджака. Дорогая новая ткань жалобно затрещала на его богатырских плечах. — Ну или латте…

— Латте-дуратте! Раф-гаф! — передразнила я, от нетерпения барабаня пальцами по темному экрану, — ну же, работай! Ты стоишь дороже обеих наших задниц!

— Моя — не продается! — насмешливо поправил Леон.

Трах-барабах! Я нетерпеливо ударила автомат по блестящему боку… и выругалась, отбив себе всю ладонь. Но это того стоило! В этот же момент машина выплюнула в специальное окошечко, где подавались напитки, белоснежную фарфоровую чашку. Агрегат слегка загудел, экран снова вспыхнул, на нем появилась крупная красивая надпись «Миндальный раф на кокосовом молоке», и, спустя несколько мгновений, заявленный напиток полился прямо в элегантную чашку тонкой струйкой шоколадного цвета. От его аромата у меня потекли слюнки и свело желудок. А этот Леон умеет жить со вкусом! Но это было еще не все…

— Я добавлю туда шоколадной стружки и бананового маршмеллоу! — громко объявил парень, нажимая на нужные, только что появившиеся на интерактивном экране кнопки. — А еще есть соленая карамель, ванильный сахар и… о! Тут даже можно заказать узор на пенке у кофе!

Я хлопала глазами от удивления, осознавая, в какое настоящее произведение кулинарного искусства превратился его напиток. Обалдеть! Чтобы я всю жизнь пила только такой кофе!

Система управления автоматом оказалась весьма интуитивной и простой. Видать, я его очень профессионально «шарахнула» в нужное место. Леон прекрасно справился с управлением, добавив себе необходимое количество кофеина и сахара, выбрал идеальный процент жирности сливок, размер и даже форму маршмеллоу. Так же к сей «небольшой» чашечке кофе, из которой через край проливался сладкий ароматный напиток и сыпались в разные стороны разноцветные шарики маршмеллоу, прилагалась пара белых салфеток и даже пластиковая трубочка. Соломинка для напитка тоже была «необычной» и сделанной специально для кофе: неширокой, прочной и зачем-то была изогнута посередине в виде сердечка. Видимо, так горячий кофе остывал быстрее, путешествуя по всем этим извилинам.

— А сахар тут точно ванильный? — пробормотал себе под нос Леон, серьезно разглядывая приготовленный раф.

Я закатила глаза, парень вставил трубочку в середину чашки, сделал первый небольшой глоток и… от наслаждения закрыл глаза. Еще бы!

Пока Лео «вспоминал» свое беззаботное счастливое прошлое, я изловчилась и смогла поймать пару фруктовых маршмеллоу, которые градом летели на пол при каждом неловком движении его переполненной чашки.

— Ням… Хочешь попробовать? — щедро предложил Леон, протягивая мне не только свой супер-раф, но и неизвестно оттуда взявшуюся вторую трубочку. Она была так же по-дурацки изогнута в середине в виде формы сердечка, как и первая. Такой дорогой автомат для напитков, и такие идиотские трубочки! Они что, остались тут со дня всех влюбленных? Или же Леон, пользуясь случаем, специально заказал их у автомата именно такой формы?

Недолго думая, я схватила свою чистую трубочку и воткнула ее в середину чашки, практически рядом с леоновской. Да какая разница, что мы сейчас с ним выглядели, как влюбленная парочка, которая пьет один кофе на двоих во время свидания! Самое главное — это я сейчас попробую самый потрясающий в моей жизни раф со вкусом лучших чужих воспоминаний! Ну, я почти попробовала, потому что в следующий момент…

— Лео?! Антонина?! Что вы тут… да как вы вообще могли?! — раздался на всю кухню надрывистый голос парня, полный отчаяния и боли.

От неожиданности я выронила свою соломинку, а Леон так и вообще потерял всю чашку — она с грохотом разбилась о пол, забрызгав полкухни остатками напитка. Подтаявшие разноцветные маршмеллоу весело запрыгали в разные стороны, спешно прячась под столами.

Возле распахнутых настежь маятниковых дверей кухни стоял… тот самый мой тайный благодетель, маленький хозяин большой академии и новенького костюма цвета металлик, который был на мне. Это был сам Константин. Его темно-каштановые волосы были растрепаны, а бледное, как мел, некогда хорошенькое лицо, перекосило от удивления и обиды. Казалось, он сам с трудом верил в увиденное. Влюбленный по уши парень мог вытерпеть все, что угодно, но только не совместное распитие кофе с другим! Да и еще и из трубочек с сердечками! Высшее предательство, которому нет прощения!

— Лео, ты что… уже голый?! — с ужасом спросил Коста, пятясь назад, словно здоровяк стоял, повернувшись к нему не своей задницей, а дулом пистолета. — Всего лишь в одном пиджаке… от моего костюма?

— Э-м-м… Коста… я могу все объяснить! — растерянно пробормотал Леон, краснея до корней белобрысых волос. Еще бы! Ведь он только что продемонстрировал лучшему другу свою отменную задницу во всей красе. — Это не то, что ты думаешь… мы совсем не…

— Хватит! Замолчи! Я не слепой! Я все вижу! — закричал Коста, его хриплый голос эхом отражался от голых стен кухни. — А, знаешь, да пошли вы все! У меня больше нет друга!

С этими словами он резко развернулся и выскочил из кухни, как кипятком облитый. Маятниковые двери плотно захлопнулись за ним.

Глава 17. Затишье перед бурей

Усталый, разбитый, не выспавшийся и голодный Коста быстро, как заведенный, влетел вверх по лестнице… аж на третий этаж, как ошпаренный, подгоняемый агонией и чистым адреналином. Только бы увеличить расстояние между ним самим и этой до тошноты «сладкой» парочкой! Пока, как назло, что бы он не делал, картина все-равно стояла перед его глазами: Антонина в рубашке, голозадый Леон в фартуке, чашка кофе одна на двоих, разноцветные шарики маршмеллоу и две проклятые ярко-красные трубочки в форме сердечка! Что тут еще можно было подумать?

Наконец, когда дыхания в его легких больше не осталось, Коста резко остановился, тяжело дыша, как после самого сложного марафона в его жизни, и дальше ступенька за ступенькой он уже вяло плелся, будто преступник на гильотину, еле волоча за собой ноги от безысходности и усталости. На его плечах лежал неподъемный груз предательства и отчаяния. От боли темнело в глазах, в груди словно разожгли костер, а в желудок наложили булыжники. Как она могла? Да еще и с его лучшим другом? Бывшим лучшим другом…

Коста совсем не замечал, что происходит вокруг, он ничего не видел, не слышал, не чувствовал. День или