— Конечно. — Сэр Клод кивнул, явно удовлетворенный ответом.

Как только высокие гости удалились, Джеймс дал волю эмоциям:

— Этот мямля сначала соглашается с нашими доводами, а уже в следующую минуту поддерживает Фукушиму! Он не может понять, что проблема кроется в отсутствии взаимопонимания между японским флотом, который видит в «Хаймуне» своего союзника, и сухопутными генералами, которых представляет этот Фукушима! Ты должен что-то предпринять.

Моррисон не представлял, чем может помочь. Посоветовав Джеймсу успокоиться, он извинился и вышел, чтобы сделать телефонный звонок.

— Алло? — Сонное бормотание.

— Мэйзи.

— У тебя всегда такой встревоженный голос. Я начинаю чувствовать себя героиней мелодрамы.

— Так оно и есть.

— Как война?

— Мы еще не победили. Два изнурительных часа в обществе сэра Клода и генерала Фукушимы, и все, чего нам удалось добиться, — это обещания, которое вызвало еще большее раздражение.

— Ооо… Бедный малыш, — промурлыкала она.

— Я умираю, хочу тебя видеть.

— Не надо, — сказала Мэйзи. — Мне неприятно.

У Моррисона замерло сердце.

— Не надо что?

— О, это не тебе, милый. Я разговариваю с Мартином.

Мартин? У Моррисона перехватило дыхание, спазм сковал горло.

— Алло? Ты здесь, милый? — спросила она.

— Я просто хотел спросить, не хочешь ли ты приехать завтра в Токио.

— Конечно, приеду. С удовольствием. Встреть меня на вокзале Шинбаши. А пока целую.

Представив, что Иган слышал этот разговор, Моррисон искренне пожалел своего соперника.

Они ехали в экипаже с вокзала Шинбаши, и Моррисон уловил мрачную перемену в настроении Мэй.

Во французском ресторане в парке Иено она рассеянно ковыряла вилкой в тарелке, недовольно надувая губы.

— Что-то не так, Мэйзи?

Она отложила вилку и вздохнула:

— Мы с Мартином поссорились. Он повел себя очень некрасиво. Он категорически возражал против моей поездки и встречи с тобой.

— А…

— Он требовал объяснить, где прячется миссис Гуднау, называл ее безответственной особой. Я сказала, что она наверняка развлекается с каким-нибудь морским капитаном, а ее пренебрежение своими обязанностями прежде не вызывало у него никаких нареканий. Он заявил, что я унижаю его своим поведением. Оказывается, друзья предупреждали его о том, что я никогда не смогу быть верной, но он уверял их, что я беспрекословно подчиняюсь ему.

Моррисон подавил улыбку:

— А как на самом деле?

— Была бы я здесь? Но меня задело его хвастовство. «Поступки значат больше, чем слова», — сказала я и схватила шляпу с перчатками. После этого он послал меня ко всем чертям. Я ответила: «Что ж, меня это вполне устраивает. Кстати, не твой ли друг Джек Лондон сказал однажды: «Я предпочитаю быть пеплом, а не пылью»?

— И что он сказал на это?

— Что он будет ждать меня вечером, потому что мы приглашены на официальный прием, который устраивает американский министр в Токио по случаю визита заместителя госсекретаря.

Его выдержке можно позавидовать.

— А он упорный, надо отдать ему должное.

Мэй раздраженно фыркнула:

— Я не хочу продолжать этот неприятный разговор. Иначе мне кусок в горло не полезет. Расскажи мне что-нибудь забавное, милый. Как там дела у твоей лодочки?

После ланча они вышли прогуляться вдоль берега пруда Шинобацу. В серовато-зеленом небе сгущались тучи. Утки и дикие гуси оглашали воздух пронзительными криками, щебетали трясогузки. Парк был расцвечен фейерверком цветущих гортензий. Ощущалось дыхание надвигающегося ливня, и в следующее мгновение жирные капли дождя упали на листья лотоса в пруду. Моррисон раскрыл зонт. Розовогрудый свиязь тревожным свистом подозвал свою подругу, и парочка поспешила укрыться в заводи.

Картина была близка к идиллии. Но хотя они больше и не возвращались к этой теме, ссора между Мэй и Иганом наложила отпечаток на настроение обоих. И к тому же Моррисона одолевали заботы о «Хаймуне» — «его лодочке»; проводи он сейчас Мэй на вокзал, и можно было бы с пользой провести остаток дня.

— Может, мы… — начал он.

— Поедем на источник? Почему бы нет.

— Дело в том, что…

— Я забронировала там два номера. Один для себя, а другой для своего охранника и врача.

Она даже не посоветовалась со мной.

— И им должен стать…

— Дорогой, неужели нужно спрашивать?

— Иногда да, нужно.

— О, Эрнест, не дуйся.

Моррисон подумал о работе, которой он мог бы — должен был! — заняться.

— К тому же мне совсем не хочется возвращаться сегодня вечером к Мартину.

Подумав о том, что снова открывается возможность утереть нос Игану, Моррисон воспрял духом:

— Знаешь, пожалуй, я не откажусь искупаться в горячем источнике.

Гостиница, которую забронировала Мэй, оказалась уютной и очень красивой. В ванне из благоухающего ароматом лимона кипарисовика, раскрасневшийся от обжигающе-горячей воды, ощущая прикосновение ее нежных ступней к своим ногам, Моррисон вслушивался в музыку дождя, барабанившего по крыше; от блаженного удовольствия слегка кружилась голова. Потом они досуха растерли друг друга полотенцами. Мэй развеселилась, стала игривой, и очень скоро их любовный поединок переместился на пухлые матрацы.

В одинаковых хлопчатобумажных yukata, они заказали ужин в номер — ломтики сырой рыбы с рисом и пикули в роллах из водорослей на бамбуковой подложке, овощи на гриле и острый ароматный суп, который приятно было запивать теплым рисовым вином. Сытые, они заснули, укрывшись пуховым одеялом, и серебристый дождь служил им надежной ширмой, ограждающей от тревожного мира за окном.

Проснулись они в половине пятого утра. Мэйзи на удивление была бодра и свежа, чего нельзя было сказать о Моррисоне, которого совсем не радовали непрекращающийся дождь и перспектива хлопотного дня.

После завтрака Моррисон запросил счет и испытал легкий шок, когда увидел цифры: шестнадцать с половиной мексиканских долларов. Радости в нем поубавилось. Он полез в бумажник за банкнотами — доставать их было куда больнее, чем дергать зубы, — краем глаза наблюдая за тем, как она прихорашивается у зеркала, мурлыча себе под нос и думая о неизбежном возвращении к другому.

Джеймс вскочил с выражением облегчения на лице, едва завидев Моррисона на пороге отеля. Сэр Клод должен был встретиться с японским министром иностранных дел в два пополудни. Моррисону и Джеймсу предстояло чаепитие с влиятельным политиком, графом Матсукатой. Но самое ответственное мероприятие было назначено на вечер — они были приглашены к адмиралу Саито. Джеймс послал записку к Бринкли с просьбой присоединиться к ним за ланчем. Их коллега, хотя и без энтузиазма относился к проекту «Хаймун», мог хотя бы предложить какой-нибудь совет, полезный для дела.