словно ледяной волной. У него было такое ощущение, словно он смотрит на своих родных и себя откуда-то сверху, где холодно и тихо. Темнота вокруг них была громадным, лишенным телесности объятием, невозмутимость которого он сейчас разделял.

– Джонни, подумай минутку, – предложил он. – Что именно ты видел?

Мальчик упрямо уставился на свои ноги.

– Я же говорил, снег.

– И что он делал?

– Как что? Падал, конечно. – Джонни поглядел в небо. – Нет, если точно, не падал. Больше похоже было на висящую занавеску с узором.

– Ты видел узор? И какой же?

Джонни закрыл глаза и шел по дороге, держась за руку матери, чтобы не упасть. В итоге заговорила Маргарет:

– Узора там не было, но Джонни прав, это просто неподвижно стояло в воздухе.

– Вот видишь, Джонни, не могло там быть снега, – сказала Эллен. – Мне кажется, это были морозные узоры на окнах, и на них играл свет, отражаясь от леса. Но это неважно.

Бен улыбался в темноте, шагая позади них. По крайней мере, все они заметили промельк того, что видел он. Сгустки белизны, появившиеся в окнах, словно мотыльки, привлеченные светом – или, в данном случае, детьми и их родителями в школе, – неуловимо перемещались, без устали пытаясь сложиться в рисунок, показать им свое лицо. Ожидание длиною в целую его жизнь почти закончилось. Благодаря сказкам ему удалось сохранить живую интуицию, и вот пришло время, и его интуиция обострилась. Его тете не удалось вытравить ее, к тому же тетя слишком поздно спохватилась продавать дом Стерлингов, чтобы он не перешел к Бену. Он мог уже оценить свою жизнь, и она не имела особого значения, только в качестве ниточки, ведущей сквозь темноту сюда.

Теперь он понял, почему страх погнал его обратно домой, когда он раздавал автографы в книжном магазине. Не потому, что он мог больше никогда не увидеть Эллен и детей, – нет, в глубине души он опасался, что может больше их не узнать. Однако перемены, приближение которых он ощущал, были неспешными, хотя вся его жизнь была полна намеков на это: обрывки ритуала, разбросанные по всему его детству в Старгрейве, день в середине лета, когда снег поцеловал его руку на школьном дворе, словно давая обещание, – а его книжки были всего лишь побочным продуктом постижения им древних истин. Оно скоро будет здесь, и ему нельзя бояться.

– До тех пор, пока мы вместе, – запел он и, взяв Джонни за свободную руку, затанцевал вместе со всеми вверх по дороге к дому. Завтра самый короткий день в году.

Глава тридцать седьмая

Слава Господу за Рождество, думала Эллен, – за то, как предпраздничные дни оживили Бена. Теперь, когда он вернулся к семье, прежний полный энергии Бен, который больше всего на свете любил, когда ее глаза и глаза детей лучатся от радости, она могла сознаться самой себе, что ее тревоги были в том числе вызваны тайным страхом, вдруг его отстраненность вызвана не просто работой. Сейчас она могла посмеяться над собой и над ним, когда он рисовал в воздухе ключом замысловатый знак, прежде чем отпереть входную дверь и широко распахнуть ее, как будто приглашал их войти в куда более просторное помещение, чем дом. Елка в гостиной скрипнула, длинные пальцы тени пробежались по следам разноцветных огоньков, лежавших на ковре в прихожей, словно умирающая радуга, и все чувства Эллен слово оживились: она ощущала аромат хвои и слушала шепот падающих иголок, которые один долгий момент словно не ограничивались пределами комнаты – елка как будто привела в дом частицу леса, леса огромного, как темнота. На миг Эллен содрогнулась, и ей показалось, что она видит пар от дыхания.

– Вот мы и дома, – торжественно провозгласил Бен и включил в прихожей свет.

Эллен выдохнула и все-таки не увидела никакого пара.

– Так странно было. Наверное, сочиняя сказки, помогаешь себе. Мне тут представилось кое-что, как, должно быть, иногда представляется тебе. Скажи, может это немного пугать, пока не поймешь, как сделать из него книжку?

– Немного пугать? – Он одарил ее такой ободряющей улыбкой, что от нее даже веяло безумием. – Что бы там ни казалось, я буду рядом. Это только сильнее сплотит нас.

– Ну, ладно, тогда хорошо, – сказала Эллен ему вслед, когда он пошел вслед за детьми в гостиную, приговаривая:

– Джонни, оставь телевизор в покое. Раскрой свое сознание для чего-то большего.

– Я хочу посмотреть прогноз погоды.

– Он не нужен нам, чтобы узнать, что будет дальше. Разве ты не чувствуешь в воздухе? – Джонни подбежал к окну и поглядел в просвет между шторами, но тут же разочарованно отвернулся, и его отец сказал: – Придется нам пробудить твое воображение.

– И как?

– Посмотрим, что мы сможем вызвать к жизни все вместе. Помнишь, как у меня родилась идея о полуночном солнце? Давай попытаемся представить себе, чему именно солнце не дает проснуться, и поделимся своими мыслями за ужином.

Когда Эллен отдалась на волю воображения, разогревая на гриле заранее приготовленные гамбургеры, она поняла, что сосредоточена исключительно на холоде, который ощущается за жалюзи на окне как чье-то присутствие, готовое вторгнуться в кухню, если только система отопления даст сбой. Она легко представила себе, как снеговики толпой ломятся к окну, карабкаются друг на друга и стоят за стеклом, похожие на лишенный лица тотемный столб, дожидаясь, пока она поднимет жалюзи и увидит их. Она поймала себя на мысли, что жалюзи кажутся ей белее обычного, словно в окне застыло нечто, светлее полосок пластмассы. Она отвернулась и ощутила уличный холод, словно чей-то долгий леденящий вздох на затылке.

– Эй, несите тарелки, – крикнула она детям.

– Ты меня перебила, когда на меня только сошло вдохновение, – посетовала Маргарет, а Джонни притопал в кухню с таким озабоченным видом, что вряд ли вообще услышал ее. Эллен заправила салат и велела Джонни нести на стол, а сама пошла следом с готовыми гамбургерами.

– Итак, – сразу же начал Бен, – что же, по-вашему, находится под воздействием полуночного солнца?

– Давай ты первый, Джонни, – сказала Маргарет.

– Частица холода, которая выйдет, когда солнце закатится.

– Нет, – возразила Маргарет, – частица того холода, который существовал еще раньше, чем появились звезды.

– Может, просто одиночный кристалл холода. – Глаза Бена ярко блестели. – А где же остальной холод, как по-вашему?

– Он ушел прочь, когда было создано все вокруг.

– Или же ушел туда, где нет ничего, кроме темноты, – поправила Маргарет.

Джонни впился зубами в свой гамбургер и быстро зажевал.

– И что он там делает?

Эллен чувствовала, что все трое ждут, когда заговорит она.