Там был бриллиант «Полярная звезда», принадлежавший Жозефу Бонапарту, бриллиантовые серьги Марии-Антуанетты и «Султан Марокко» – бриллиант стального цвета в 35,67 карата. Были и драгоценности, принадлежавшие Екатерине Великой, в том числе светло-розовый бриллиант «Голова барана» на изумительном ожерелье из черного жемчуга.

Князь Феликс Юсупов и его жена Ирина, одни из многих изгнанников из России, продавших Cartier свои драгоценности после революции

Старший продавец Cartier New York Поль Розье со знаменитой венчальной короной Романовых

Это были именно те важные исторические вещи, которые Пьер искал для своих американских клиентов. Однако проблема заключалась в том, что обещание держать такие продажи в тайне делало невозможными разговоры об этих вещах. Не имея возможности открыто заявить о том, что у него есть драгоценности Юсупова, он мог обратиться к нескольким избранным клиентам, которые, по его мнению, могли бы заинтересоваться этими вещами, но в остальном он должен был набраться терпения и ждать, когда к нему придут подходящие покупатели. Что касается ожерелья из черного жемчуга, оно было куплено дочерью дамы, которая вдохновила Картье на открытие нью-йоркского филиала – Матильдой Таунсенд. Цена была 400 000 долларов (около $6 миллионов сегодня) – в пять раз больше, чем было выплачено Юсупову в качестве аванса.

К счастью, не все исторические вещи требовали такой секретности. Если они были куплены на аукционе или у дилера – бриллиант «Хоуп» или жемчуг Тьера, – Пьер готов был связать с ними имя Дома. Когда Cartier покупал в Париже историческую драгоценность, достойную освещения в прессе, она упоминалась на встрече по маркетингу и изучалась с точки зрения американской аудитории. Если это было интересно, Бернейс писал статью, которую отправлял в Париж для печати. Затем парижское отделение Cartier передавало эту историю парижским корреспондентам американских газет, после чего она отправлялась в Нью-Йорк и публиковалась в Соединенных Штатах с парижским адресом. Если, как ожидалось, статья вызывала интерес у американцев, пресса обращалась в Cartier New York за комментариями. Таким образом, парижская покупка Cartier попадала в заголовки газет по обе стороны Атлантики.

Часто клиенты Cartier сами попадали в новости местных газет. Фотографии Марджори Мерриуэзер Пост в колье с бриллиантами и сапфирами Cartier в стиле ар-деко можно было увидеть в Palm Beach Daily News, Стотсбери – в опере в Филадельфии. В чикагские заголовки чаще всего попадали МакКормики.

Украшения в фокусе: изумруды Романовых

В 1874 году, по случаю своего замужества, великая княгиня Мария Павловна (жена великого князя Владимира) получила от тестя, царя Александра II, набор драгоценностей, в том числе – ожерелье, в котором было десять выдающихся изумрудов, каждый из которых оправлен двойным рядом бриллиантов в традиционном русском стиле. В центре находился самый впечатляющий драгоценный камень – шестиугольный изумруд в 100 карат. Колье состояло из съемных частей, изумруды можно было носить по-разному. В 1903 году они были увековечены на фотографии Марии Павловны в ошеломляющем головном уборе, сделанной на костюмированном балу в Зимнем дворце. Но в 1917 году русская революция положила конец экстравагантной жизни, и изумруды оказались среди множества драгоценностей, тайно вывезенных из страны.

После смерти великой княгини Марии Павловны в 1920 году драгоценности были поделены между ее детьми. Именно великий князь Борис, второй по старшинству сын, унаследовал изумруды и, нуждаясь в финансировании своего изгнанничества во Франции, быстро продал их Cartier. Именно здесь географический охват братьев вступил в свои права. В то время как парижскому филиалу, ослабленному войной, не хватало богатых покупателей ювелирных изделий, которых он когда-то знал, в Америке у Пьера было много стильных и богатых клиентов эпохи джаза, жаждущих настоящего кусочка европейской истории. Cartier объединил то, что пресса назвала «лучшей коллекцией изумрудов», с 1657 бриллиантами, и получившийся в результате сотуар был куплен чикагской наследницей Эдит Маккормик за 550 000 долларов (около $8 миллионов сегодня).

Десять лет спустя все опять изменилось. После смерти Эдит в 1932 году исполнители ее завещания вернули изумруды Cartier, чтобы найти покупателя. К этому времени «ревущие двадцатые» уступили место Великой депрессии, и продать их было не так-то просто. Только в 1936 году пресса объявила, что исполнители завещания наконец согласились на цену в 480 000 долларов. Покупателем была Барбара Хаттон, наследница универмагов Woolworth. (Позже пресса ошибочно сообщила, что она купила их за миллион долларов.) Игнорируя критику за экстравагантные траты во время депрессии, Хаттон отправила изумруды в свой неопалладианский лондонский особняк. Пришла очередь лондонского филиала Cartier переделать их в ожерелье, серьги и кольцо.

Барбара Хаттон в тиаре с романовскими изумрудами в ее танжерском дворце Сиди Хосни в 1961 году

Вторая мировая война перевернула моду с ног на голову, и большие ожерелья 1930-х годов вышли из моды. После войны, когда Хаттон жила в Париже, она обратилась к своему любимому продавцу на Рю де ла Пэ, 13 Андре Дене и попросила переделать изумруды еще раз. На этот раз французский дизайнер Cartier Люсьен Лашассань придумал ожерелье в восточном стиле, которое можно было носить на голове. Барбара Хаттон, одетая в сари, будет носить его как тиару, встречая гостей на своих легендарных вечеринках в танжерском дворце.

В середине 1960-х годов, когда Барбара Хаттон рассталась со своим седьмым мужем, она продала пресловутые драгоценные камни. На этот раз покупателем стала компания Van Cleef & Arpels, которая решила, возможно из-за сложной обстановки для предметов роскоши в то время, разобрать тиару и продать изумруды по отдельности. И эти великолепные драгоценные камни, которые вместе занимали столь важное положение в некоторых из самых гламурных мест и моментов XX века, начали следующую главу своего замечательного существования порознь.

Короли Чикаго

Гарольд Фаулер Маккормик был сыном Сайруса Холла Маккормика, чикагского «короля жнецов», который произвел революцию в сельском хозяйстве, изобретя первый коммерчески успешный механический серп. Эдит была младшей дочерью Джона Дэвисона Рокфеллера, соучредителя Standard Oil и, вероятно, самого богатого человека в современной истории. Они были членами семьи чикагских королей. Возможно, по этой причине их брак был обречен на неудачу: «Легендарное соединение двух великих американских состояний случалось не так уж часто в американской истории, но это произошло в случае Маккормиков, и в результате не было никакого способа, чтобы один партнер в союзе мог соответствовать другому».

Дом Маккормиков на Лейк-Шор-драйв, 1000, был полон всевозможных музейных экспонатов – от ковра, принадлежавшего персидскому шаху, до библиотеки редких книг объемом в 15 000 томов. Мебель была собрана из предметов, напоминающих о временах французского королевского двора, и званые обеды напоминали государственные приемы. За каждым из двухсот гостей стоял лакей, а на столах были разложены французские меню, гравированные золотом. Еду подавали на сервизе из тысячи золотых предметов, которые Наполеон подарил сестре. Каждая деталь была задумана, чтобы произвести впечатление, и все же, как заметила Эдит мужу, ее приемы казались «вынужденными и формальными». Харольд мягко объяснил, почему им не хватает элемента веселья и непосредственности: «Дорогая