– Цезарем навеяно, – пробормотал я, разливая остаток водки.

Хозяин замка моего замечания не расслышал и продолжил:

– Или вот: «Любовь иногда приходит слишком внезапно и застает нас в неглиже».

– Добавьте сюда еще это: «Любить или не любить, вот в чем вопрос», – посоветовал я, наклонившись к сумке и достав вторую бутылку водки. – Или такое: «Любовь вечна… только партнеры меняются».

– Великолепно! – воскликнул Конфуз, встал и, посапывая от удовольствия, придвинул свое кресло вплотную к моему.

– Последнее только что придумала, – с едва скрытым ехидством сообщил я, освежая бокал графа.

– О, Элсирика!… – проговорил Пико, наклонившись ко мне. – Вы меня так приятно удивляете! Вы меня воспламеняете!

– Я сама с себя обалдеваю, – прошептал я, притягивая к себе графа за кончик воротника и невинно хлопая ресницами.

– Ваши романы пронизаны любовью, – не сводя с меня восторженных глаз, Конфуз тоже моргнул.

– Совершенно в дырочку. Я переполнена любовью, вот она и выплескивается на страницы моих книг. Давайте выпьем, по этому случаю, – я потянулся за бокалами, и моя грудь уперлась в графский нос.

– Элсирика, вы и есть Любовь! – произнес он, принюхиваясь к запаху моего дезодоранта. – Я в вас тону…

Мне подумалось, что затопление графа в буйных волнах любви несколько преждевременно – он вполне еще мог пригодиться, поспособствовать проникновению в усыпальницу Поризов – и я сказал серебристым голоском Элсирики:

– Милый Конфуз, не надо так. Давайте лучше выпьем.

– Давайте, – трагически произнес Пико, принимая бокал.

После возлияния, мы взяли по куску остывшего поросенка и молча ели, глядя друг на друга с бесконечным обожанием. Окончательно насытившись, я закурил и для ощущения полного блаженства положил ноги на стол. Это было моей ошибкой: илиец увидел пыльные сапоги сорок третьего размера, расположившиеся между серебряных блюд, и взгляд его мигом протрезвел.

– Что у вас с ногами, любовь моя?! – с беспокойством спросил он.

– Э-э… – ответил я, не готовый к столь коварному вопросу. – Распухли ноги мои. Ага. К вам спешила так, что ноги натерла, а потом они того… Мозолями обзавелись. В общем, омозолились и категорически распухли. Пришлось расстаться с туфельками и снять сапоги с Блатомира.

– Вы сняли сапоги с мага? Извините, по моему мнению, дурного человека и заносчивого мерзавца.

– Извиняю… – сквозь зубы проговорил я, хотя извинять мне графа за такие речи категорически не хотелось. – Столкнула его с обочины и сказала: «Давай, заносчивый мерзавец, снимай обувку – из-за тебя нашу карету занесло и перевернуло. Из-за тебя пешком теперь иду, и ноги истерла до кровавых пузырей».

– Так что же вы сразу не сообщили, дорогая моя Элсирика, что вам срочно требуется помощь. Я сейчас же позову лекаря. У меня очень хороший лекарь из Героны. Он только смажет ваши ноги, и они к утру придут в порядок. Нет, не лекарь – я сам смажу их целебной мазью, – Конфуз осторожно приподнял край моей юбки, собираясь потрогать лодыжки.

– Я тебе! – моя ладонь звонко шлепнула по его наглым пальцам.

Мне подумалось, что если он обнаружит сейчас под юбкой волосатые ноги истинного мага Блатомира, то объяснить их происхождение будет гораздо труднее, чем пыльных сапог сорок третьего размера.

– Не надо звать лекаря и ко мне под юбку лезть не надо, – отверг я и, смягчившись, улыбнулся. – Нет в этом нужды. Сапоги эти волшебные. Вы же знаете, что маги всегда носят волшебные сапоги? В этих сапожках мои ноженьки сами придут в норму к утру без всяких мазей. Они уже очень хорошо себя чувствуют от целебного влияния рун на подошве. И не будем о грустном, граф, – я снова взял его за воротник и притянул к себе, чтобы отвлечь от проблемы с «распухшими» ногами.

– Не будем, – страдальчески проговорил илиец, глядя на меня с пьяным обожанием. – Элсирика… Вы так прекрасны!… Ваши синие глаза светятся тайной!… Вы сводите меня с ума…

Его раскрасневшаяся физиономия медленно приблизилась к моему лицу. В следующую секунду я обнаружил, что он целует мои губы, жадно причмокивая. Честно признаюсь: нет ничего омерзительнее поцелуя мужчины. Тем более пьяного. Тем более, если этот мужчина – граф Пико. Отвратительность происходящего я воспринимал и чувством, и умом. В тоже время какая-то часть моего существа, принадлежавшая скорее Аньке Рябининой, чем мне, протеста не выражала. Даже напротив: при повторном поцелуе издала звук, похожий на довольное «мур-р!». Может быть, сразу за этими несанкционированными лобзаниями мне следовало дико возмутиться и отвесить негодяю пощечину или ударить его коленом в пах, но я, несмотря на гадливость, ворочавшуюся во мне, обнял графа за шею, прижался щекой к колючему подбородку и лишь потом небрежно оттолкнул.

– Возлюбленная моя… – прошептал Пико.

Я не ответил: оскорблено хлопнул ресницами и отвернулся к окну: там, в слабом блеске факелов виднелась средняя башня замка с зубчатой короной, над которой светила половинка луны.

– Я обидел вас? – тихо и надрывно вопросил Конфуз.

– Не-а. Все нормально… все в шоколаде… – отозвался я, брезгливо вытирая губы платочком, по которому оставался красный след помады. – Только остроты чувств не хватает. Хочется обстановку сменить на что-нибудь необычное… страшно-романтичное. Э-э, дорогой Конфуз, а давайте прогуляемся в подземелье с призраками? Клянусь, в таких местах мои чувства раскроются в полной мере. Целоваться будем, пока губы не посинеют.

– В усыпальницу Поризов? – переспросил Конфуз дрожащим от волнения голосом.

– Именно.

– Сейчас? Ночью?

– Да, мой милый. А чего нам тянуть, – я взял его ладонь и погладил редкие волоски, тут же вставшие дыбом.

– Ну…

– Без всяких «ну», – я решительно встал и долил в бокалы водки.

– Может быть, просто погуляем по саду? – предложил Конфуз. – Уверяю вас, ночью там тоже страшно. И в темной беседке за кустами можно пережить очень острые чувства. Говорят, призраки возле фонтана часто появляются и на лужайке под старой смоковницей.

– Я люблю подземелья, дорогой мой. Темные подземелья с грубыми старыми стенами, с крысами и паутиной. Люблю гробы, мертвые кости, – лирически произнес я, укладывая на кусок хлеба рыбу. – Меня это очень возбуждает. Сразу чувствуешь себя беззащитной, слабой и от этого так хочется ощутить себя в крепких мужских объятиях.

– Как вы меня интригуете, госпожа Элсирика! – граф потянулся к бокалу.

Было видно, что он колебался: с одной стороны его держал страх, с другой влекло мое женское очарование. И я подтолкнул его к решению многозначительным обещанием:

– Будем целоваться возле саркофага самого Сура Пориза, – прошептал я, кокетливо убрав с лица волосы. – Представляете, как это романтично? Таинственный полумрак, блики факела на сырой стене. В крипте только вы, я и мертвый герцог Сур. Мать грешная, боюсь, я не сдержусь и позволю вам еще что-нибудь кроме поцелуев!