Ничего из вышеперечисленного не случилось бы, останься он в тисках шоу.

— Знаю, по-вашему, полная отключка от «Долго и счастливо» не лучшая психологическая помощь, только вряд ли я добился бы нынешнего успеха, если бы последние девять недель смотрел, как он влюбляется в Дафну Рейнольдс на винном трамвае.

Лекси опускает подбородок на переплетенные пальцы. У Дева есть теория о том, что его психотерапевт — тайный член Сказочной Семьи. Стоит Деву обмолвиться о сюжете шоу, у Лекси дрожит верхняя губа. Разумеется, если он смотрит шоу из недели в неделю, то ни за что не признается.

— Думаю, что по окончании сезона смогу перебраться обратно в Лос-Анджелес и вообще выбраться из-под влияния этого этапа своей жизни.

— Думаешь, выбираться и двигаться вперед будет сложнее, если не знать, что происходит в этом сезоне?

— Не-а, — Дев пожимает плечами. — Я знаю, что там происходит. По личному опыту знаю.

Несколько минут Лекси отмалчивается. Они оба попивают чай и смотрят в окно. На улице начинается дождь.

— Думаешь, по окончании сезона ты будешь готов с кем-нибудь встречаться?

Дев делает три глубоких вдоха и выбивает на керамической кружке знакомый ритм, который никак не получается забыть.

— Я… я не знаю. Есть ощущение, что все мои представления о любви были неверны.

— То есть?

— Сказки — это вымысел. «Долго и счастливо» — вымысел. Всю жизнь я цеплялся за эти фальшивые романтические идеалы — за гетеронормативные романтические идеалы супружества, моногамии, семейности. Не пора ли перестать строить свои представления о любви на этих сфабрикованных нарративах? Сейчас я счастлив. Я пристроил свой сценарий агенту. Я преследую собственные цели. Почему я должен считаться с мнением тех, кто твердит, что без романтических отношений моя жизнь неполноценна?

Лекси подается вперед и ставит свою кружку на стол между собой и Девом.

— Вряд ли я соглашусь, — медленно начинает он, — что «Долго и счастливо» — вымысел или что романтические идеалы по умолчанию гетеронормативны. — Со стороны психотерапевта это самое бескомпромиссное заявление. Дев бросает взгляд на обручальное кольцо на пальце у Лекси и уже не впервые гадает, кто ждет его дома после приемов в семь вечера. — Но ты прав, Дев, тебе не нужны романтические отношения, чтобы чувствовать себя полноценным или счастливым. Не желаешь их, так не желаешь, — Лекси машет руками, словно накладывая заклятье. — Но я хочу убедиться, что ты отказываешься от старых романтических идеалов, потому что не желаешь их. А не потому, что думаешь, что их не заслуживаешь.

Дев представляет себе домик, пазл на журнальном столике, горшки с цветами на подоконниках. Кружка у него под пальцами уже остыла.

— Если задам вопрос, сможете ответить на него честно?

Лекси кивает, хотя уголки рта у него опускаются.

— Вы смотрите «Долго и счастливо»?

— Моя жена смотрит, — честно отвечает Лекси, удивляя Дева. — Вечером каждого понедельника. Целые телевечеринки устраивает. Таблицы участниц составляет. Заливает все морем вина.

— Правильный подход, — с улыбкой говорит Дев.

— А если я задам тебе вопрос, ты ответишь мне честно? — спрашивает из другого конца кабинета Лекси, изгибая бровь.

Дев кивает.

— Каждый вечер, засыпая, ты по-прежнему слушаешь его старые голосовые сообщения?

Дев уже идет на поправку, но его ментальное здоровье все еще далеко от идеала, поэтому он снова прячется за личиной Дева-вечельчака.

— Знаете, Лекси, порой вы ведете себя так, что любить вас становится очень непросто.

* * *

По окончании приема Дев выходит через опустевший приемный покой, шагает мимо стопки журналов на угловом столике. Он знает: смотреть нельзя, но все равно смотрит. На обложке «Юэс уикли», лежащего на самом верху, его портрет, и Дев чувствует знакомую боль в подреберье: сердце рвется прочь из-за заслонов, которыми он его окружил. Лицо на обложке усталое, страдальческое. «Хеппи-энд для Чарли Уиншо?» — осведомляется заголовок.

Дев знает, что брать журнал нельзя, но все равно берет. В верхнем углу обложки маленькое фото с белым бордюром. Он и Дафна плечом к плечу сидят под зонтом в горошек и улыбаются друг другу. «Долго и счастливо?» — осведомляется вторая надпись.

Одна фотография и три слова пробивают показное безразличие Дева. Он навзрыд плачет в приемном покое, потом навзрыд плачет в своей машине, потом кружит по Роли, пока не чувствует, что может вернуться домой с таким видом, будто не плакал вообще.

* * *

Вскоре после девяти, когда он переступает порог родительского дома, мать с отцом сидят на диване, слишком усердно изображая непринужденность. То, что они оба якобы читают книги, выдает их с головой, плюс к тому бутылка вина на журнальном столике, пульт, криво лежащий на подлокотнике дивана, и виноватый румянец на щеках его матери. Родители смотрели шоу. Они смотрят его вечером каждого понедельника, когда Дев уезжает к психотерапевту. Скорее всего, они делают так из любопытства вкупе с желанием защитить Дева. Однако сейчас Дев слишком опустошен собственными слезами, чтобы переживать из-за этого.

Отец отрывает взгляд от книги, словно зачитался настолько, что не услышал, как вернулся сын.

— Ой, привет! Ты уже дома!

— Деви, как прошел прием? — спрашивает мама.

— Знаешь, принтер опять издает тот странный звук, — вмешивается отец. — Не посмотришь, в чем там дело?

— Ужинать будешь? В холодильнике кое-что тебе осталось.

Жить с родителями в двадцать восемь лет тяжело, но мама с папой очень стараются ему помочь. А Дев очень старается благодарно принимать их усилия.

Он обещает взглянуть на принтер утром, подогревает остатки ужина, ест прямо над раковиной, потом целует мать в щеку и идет спать.

У себя в комнате Дев представляет, что сейчас закроет дверь и почувствует себя сильнее, чем на самом деле. Он почувствует полное безразличие к сегодняшнему вечеру; и к фото на обложке журнала, и ко всему остальному.

Безразличие, увы, не почувствовать не удается, и Дев вытаскивает спрятанную в шкафу джинсовку. Он залезает на кровать, сворачивается плотным клубком и вытаскивает мобильник.

В первый месяц после его отъезда из Мейкона Чарли звонил каждый и день и оставлял короткие сообщения. Грустные, отчаянные мольбы.

«Пожалуйста, позвони мне! Я просто хочу поговорить».

«Я люблю тебя, Дев, а ты любишь меня. Все предельно просто».

«Я стараюсь уважать твое здоровье, но отказаться от мысли о нас не могу».

«Привет, это я. Пытаюсь достучаться и дотянуться до тебя. Я и впредь буду тянуться. Попытки свои я никогда не оставлю».

Дев, не читая, стирал все сообщения от коллег и пропускал все их звонки, зато вечерами перед сном лакомился пятисекундными порциями голоса Чарли. Сообщения он проигрывал снова и снова, упиваясь звучанием каждого слога, скатывающегося с языка Чарли.

Все сообщения не длиннее десяти секунд,