Я: А это… ну… по религиозным канонам?

Ошибка эволюции: Это «ну» называется «обрезанный член». И нет, не по религиозным. Чисто по медицинским показаниям. В пятнадцать лет.

Я: Это очень больно?

Ошибка эволюции: Да нет, фигня.

Кто бы мне сказал еще неделю назад, что меня успокоит разговор о члене мужчины, которого я знаю от силы трое суток — я бы только пальцем у виска покрутила.

Я: Во сколько лет ты лишился невинности, Грей?

Понятия не имею, почему вдруг об этом спрашиваю.

Может, потому что все это немного смахивает на дружеский разговор по душам? Дружеский, с легким флёром пикантности — так будет точнее. Но если совсем уж точно, что с ядреным шлейфом порно.

Ошибка эволюции: В пятнадцать. Через пару месяцев после того как член зажил. Хотелось потрахаться так что уши пухли.

Я: И кто она была?

Ошибка эволюции: Проститутка. Я даже имени ее не спросил. Просто жарил как дурной.

Я отправляю ему бьющий себя по лбу в известном трагическом жесте смайлик.

Я: Надеюсь, ты регулярно проверяешься на ЗППП.

Ошибка эволюции: Резинки всегда со мной, Нимфетаминка, и это была первая и последняя проститутка в моей жизни. С тех пор мне всегда дают исключительно по большой и чистой любви.

Я хочу написать что-то едкое, потому что очень живо представляю довольную ухмылку на его еще более довольной физиономии, но пальцы почему-то отказываются это делать. Потому что я очень легко могу представить, что даже несмотря на некоторое преувеличение (Грей вообще любит гипертрофировать все, до чего дотягивается), от женщин у него отбоя нет. И если бы мы встретились при других обстоятельствах, он не был таким грубияном и не матерился через слово, и если бы не та Горгона у него на шее, и еще много других «если», то он бы мне тоже понравился. Хотя, пожалуй, даже с Горгоной, как только я бы к ней привыкла.

Господи. А ведь минуту назад я думала, что он мне не нравится.

Мне вообще никто никогда не нравился.

Как любила говорить мама: «Мужики табунами, да мимо».

Были просто симпатичные парни, достаточно веселы и интересные, чтобы проводить с ними время как это принято у девушек моего возраста. Потому что когда тебе уже двадцать, а ты до сих пор ни с кем не встречалась — начинаешь чувствовать себя музейным экспонатом.

Я: Я впервые поцеловалась в двадцать один год.

Не знаю, зачем я это написала. Чтобы Грей к своим издевкам о моей невинности добавил еще пару едких шуточек и на эту тему?

Ошибка эволюции: И как оно было?

Я еще раз перечитываю его сообщение.

Неужели в нем действительно нет ни единой шутки или мне просто кажется?

На всякий случай выжидаю минуту, но он ничего не добавляет.

Я: Ужасно. Он запихал язык мне в рот и меня чуть не стошнило.

Я: Ну вернее, меня стошнило, но после того, как он его высунул.

Я: Я тебя убью, клянусь, если ты хотя бы раз пошутить на эту тему!

Ошибка эволюции: Выражаю тебе искренние соболезнования.

Я закатываю глаза, вдруг поняв, что любая его ирония на эту тему была бы лучше, чем вот это абсолютное понимание. Успела стать зависимой от его насмешек?

Ошибка эволюции: Ну, я надеюсь, у этой истории счастливый конец и какой-то невъебенный принц исправил ситуацию с поцелуями?

Я поджимаю губы и воровато осматриваюсь по сторонам, почему-то вдруг, по непонятной причине, чувствуя на себе его взгляд. Хотя это невозможно и Грей находится черте где, и «смотреть» он может разве что на буквы в моих сообщениях.

Понятия не имею, что ему писать.

Короткое «Да, конечно!», насквозь фальшивое?

Или сказать правду и смириться с тем фактом, что в его глазах я превращусь в еще более «неприятное и совершенно непригодное для секса существо»? О, ну ведь это же идеально, Аня! Сотрудничество по исключительно деловым вопросам, ничего личного, а тем более — ситуаций как минувшей ночью. Его сексуальные аппетиты явно слишком… велики, чтобы удовлетвориться девственницей с работающим в три смены тараканьим цирком в голове.

«Ревнивая дурочка», — так он написал, но сейчас эта фраза отчетливо звучит в моей голове его особенным тягучим голосом.

О нет, нет. Только этого мне не хватало для полного букета «радостей жизни».

Ревновать Грея.

«Аня, ты уже его ревнуешь».

И желание продолжать эти задушевные разговоры моментально улетучивается. Не хочу вдруг обнаружить еще какие-то откровения. А тем более — забываться, что у нас как минимум есть пара нерешенных вопросов, один из которых касается его «женатого» статуса.

Но его вопрос висит без ответа.

Поэтому, собравшись с силами, пишу ему совершенно искреннее: «В моей жизни, Грей, совершенно тухло с принцами и поцелуями. Спокойной ночи».

Правда, когда я через полчаса проверяю телефон в надежде увидеть там ответное пожелание, мое сообщение так и висит не прочитанным.

Глава двадцать девятая: Влад

Я просыпаюсь от звука писклявого женского голоса.

Секунду или около того еще пытаюсь заставить свои глаза закрыться и досмотреть какой-то очень приятный, но уже безнадежно забытый сон, но голос становится громче и назойливее.

Вздыхаю, отрываю морду от подушки и упираюсь взглядом в голую жопу напротив окна. Нормальную такую жопу, сочную и совершенно без признаков белья. Хотя весь вид портят следы от стрингов на довольно сильном, явно из солярия, загаре.

И есть еще кое что, что не дает мне как обычно кайфануть от такого зрелища, но эту мысль я заталкиваю так глубоко, чтобы даже случайно больше ее не откопать.

Тёлка перестает трещать в трубку, пафосно откидывает за спину длинные темные волосы, гладкие будто у куклы из дорогой коробки, поворачивается. Я ее знаю. Ну если считать за «знакомство» тот факт, что в моих контактах ее номер подписан как «Брюнетка_отлично_сосет».

— Ты меня Аней назвал, ты в курсе? — обиженно дует здоровенные губы. Целовать такое я не стал бы даже под пытками, но зато этот рот умеет такое, после чего остались пустыми не только мои яйца, но и моя голова. — Три раза.

— И в чем проблема? — Потягиваюсь, фиксирую время на часах — начало десятого.

— Я Диана, вообще-то. — Скрещивает руки на груди, из-за чего ее сиськи становятся похожими на две наполовину сработавших подушки безопасности, и подпрыгивают ей чуть ли не до подбородка.

— Ну вот и познакомились. А теперь, Диана, пошла на хуй.

Еще меня всякие шалавы не отчитывали, как я их