угрозою: «Коли вашим ожесточеньем еще кровь христианскаа прольется, тогды ни христианин кто будет именуяся в вашей земли, ни священник священствуя, но вси Божьи церкви в нашей земли затворятся от нашего смирения». Когда Шемяка жил в Новгороде, не переставая враждовать против Москвы, то Иона писал к новгородскому владыке, чтоб тот уговорил Юрьевича к раскаянию и челобитью пред в. князем{793}.

Вторая грамота Ионы к тому же архиепископу написана уже гораздо резче{794}. Митрополит отрицает, что никогда в своих посланиях он не называл Шемяку сыном, напротив, говорит он, я не велю ни тебе, ни всему Новгороду с ним ни пить, ни есть, «занеже сам себе от христианства отлучил. А яз как преже того тобе, сыну, писал, так и ныне с своими детми с владыками, да и с всем великим Божиим священьством наша земля, имеем князя Дмитрея неблагословена и отлучена Божией церькви». Любопытно видеть, что новгородский архиепископ напоминает митрополиту о старине, еще любопытнее ответ митрополита на это: «А что ми, сыну пишешь в своей же грамоте, что прежде того русские князи приезжали в дом святыя Софея, в великий Новгород, и честь им въздавали по сим, а прежний митрополиты таких грамот с тягостию не посылывали, ино, сыну, ты ми скажи: преже сего князи и которые, с таким лихом, что учинили над своим братом над в. князем, чрез крестное целование к вам приехав, или б таки также княгиню свою и дети и весь свой кош оставя у вас в Великом Новгороде, да от вас ходя в великое княжение христианство губил и кровь проливал? Как преже того не бывало в нашей земле братоубийства, а к вам с таким лихом князь не приежживал, так и прежний митрополиты в В. Новгород таких грамот с тягостию не по-сылывали».

Сын Шемяки ушел в Литву, где, как прежде враги отца его, нашел себе почетный прием и кормление: политика литовско-русских князей не могла измениться, потому что обстоятельства не переменялись. Но кроме Шемяки в Московском княжестве оставалось еще много князей удельных: ото всех от них Василий должен был избавиться; он начал с Ивана Можайского, как и следовало.

В 1454 году «к. в. Василей поиде к Можайску на князя Ивана Андреевича за его неисправление; онже, слышав то, выбрався з женою и с детми и со всеми своими побеже к Литве; а князь великой пришед к Можайску взять его и умилосердився на вся сущая в граде том пожалова их, и наместники своя посадив, возвратився к Москве»{795}.

Какое было неисправление Ивана Можайского, узнаем из письма митрополита Ионы к смоленскому епископу{796}: «Ведаете, сыну, и прежнее, что ся състало оттого князя Ивана Андреевича над нашиим сыном, а над его братом старейшим, а не рку, над братом, но над его осподарем, над в. князем». Здесь глава русского духовенства ясно говорит, что родовых отношений между князьями более не существует, что князья удельные не суть братья великому, но подданные! Вина Ивана Можайского, по словам Ионы, состояла в том, что во время двукратного нашествия татар митрополит посылал к этому князю с просьбой о помощи в. князю, но Иван не явился. Из этих слов видна также тогдашняя деятельность митрополита: не в. князь, но он приглашает удельных князей на войну против неверных. Цель письма — чрез посредство смоленского владыки внушить литовско-русскому правительству, чтоб оно, приняв беглеца, удовольствовалось этим и не позволяло ему враждовать против Москвы, что необходимо должно вызвать неприязненное движение и со стороны Василия Васильевича.

Но не одно ослушание Ивана явиться с войском на зов митрополита навлекло на можайского князя гнев великого; была другая причина вражды, о которой Иона не почел приличным говорить смоленскому епископу, подданному Казимира Литовского: в 1448 году, когда Шемяка не переставал враждовать с Василием, Иван Можайский чрез посредство тестя своего, князя Федора Воротынского, вошел в сношения с Казимиром, требуя помощи последнего для овладения московским престолом{797}; за что обязывался писаться всегда Казимиру братом младшим, уступить Литве Ржеву, Медынь, не вступаться в Козельск и помогать во всех войнах, особенно против татар. Казимиру, занятому польскими отношениями, некогда было помогать Можайскому, однако Василий Московский не мог терпеть подле себя такого родича и потому при первом предлоге поспешил от него отделаться.

Из остальных удельных князей всех опаснее, всех беспокойнее был Василий Ярославич Боровский, именно потому, что оказал большие услуги в. князю и, след., имел большие притязания на благодарность и уступчивость последнего; эти притязания стояли в прямой противоположности со стремлениями Василия Васильевича: отовсюду необходимо враждебные столкновения с боровским князем. Недоразумения обнаружились скоро между обоими родственниками, что доказывается повторением договорных грамот{798}.

Эти грамоты замечательны тем, что в них отстраняется всякое родственное приравнение удельных князей к семье в. князя, отстраняется, след., всякое притязание первых на в. княжение: Василий Ярославич Боровский обязуется и с детьми своими считать старшим не только в. князя Василия и старшего сына его Ивана, но и всех младших сыновей, и последних держать так же честно и грозно, как самого в. князя.

Мы видели, что в благодарность за услуги в. князь дал Василию Боровскому Дмитров, но после он выменял его на два города — Звенигород и Бежецкий Верх. Что принудило в. князя к такой мене, нам теперь решить трудно: вероятно, он не хотел видеть чужого владения на пути в северо-восточные области, недавно принадлежавшие заклятым врагам его Юрьевичам, и откуда, след., он мог ждать сопротивления при удобном случае{799}.

Несмотря, однако, на повторение договоров, неприязнь между шурьями продолжалась, й в 1456 году Василий Ярославич был схвачен в Москве и заточен в Углич, откуда после переведен в Вологду, где и умер; той же участи подверглись и меньшие его дети, старший же вместе с мачехою убежал в Литву{800}. Летописцы не объявляют вины боровского князя, одна только Степенная книга «глухо говорит: «За некую крамолу»{801}. Что со стороны Василия Ярославина была крамола и что в. князь принужден был прибегнуть к такой строгой мере, доказательством служит, что Михаил Андреевич Верейский, брат Ивана Можайского, спокойно владел своим уделом, осыпанный пожалованиями в. князя{802}.

Сын Василия Боровского Иван встретился в Литве с прежним врагом своего отца Иваном Андреевичем Можайским; общая ненависть к в. князю московскому примирила их, и они клятвенным договором обязались действовать заодно{803}, доставать