были окрашены в синие тона. Такими же сине-белыми выглядели здесь и витражи, в которых угадывались образы павлинов и райских птиц. Мы с Настей присели на диван.

– Джордж, ты хочешь кофе или чаю? – предложила мне Настя.

– Кофе, пожалуй.

– С коньяком?

Я радостно кивнул. Она сделала какие-то распоряжения прислуге и вновь присела рядом. От её волнующей близости у меня перехватывало дыхание. Я оглянулся по сторонам и, притянув её к себе, решительно поцеловал. В тот момент, когда мы с ней парили в облаках, я услышал гулкие шаги и чей-то довольно приятный баритон.

– Анастасия Владимировна…

А после послышалось шуршание оберточной бумаги.

– Ах, простите. Я, кажется, не вовремя.

Я оглянулся на голос, доносившийся возле входа в комнату. Перед моим взором предстал тот самый высокий и статный красавец, которого я видел с ней за столиком в Ритце. Как я мог о нём позабыть! Я ведь еще вчера хотел расспросить Настю об этом мужчине. Ревность сжала тисками сердце. Я присмотрелся к нему. Он был необыкновенно хорош, молод и атлетически сложен. Теперь, в свете яркой люстры я смог намного лучше рассмотреть черты его необычайно красивого лица. У молодца были великолепные светлые волосы, римский профиль идеального носа, волевой подбородок и четкий изрез чувственных губ. Таких красавцев обычно рисуют на немецких рекламных плакатах.

– Что ты хотел, Патрик? – оживилась Настя и, отодвинувшись от меня, пошла навстречу этому мужчине.

Только тут я заметил, что этот самый Патрик приволок в гостиную огромную охапку каких-то картонных коробок.

– Это всё Сонечка послала? – обрадовалась Настя, разглядывая коробки.

– Да, – кивнул Патрик и бесцеремонно плюхнулся в соседнее, свободное от свёртков кресло. А после он ослабил ворот шелковой сорочки. – Уф, я весь вспотел, пока тащил это добро.

– Хочешь что-нибудь выпить? – участливо спросила его Настя.

– Да, и ещё я голоден, – кивнул он и посмотрел на Настю прекрасным взором больших карих глаз.

– Патрик, сходи тогда на кухню. Мадлен тебя покормит.

Красавец молча встал и удалился за анфиладами переходов из комнаты в комнату.

– Смотри, Джордж, какая прелесть. Это мне все прислала Сонечка Делоне[24]. Кстати, она родом из Одессы.

Настя стала распаковывать коробки. В них оказались маленькие полотна тканей, окрашенные в яркие цвета. Маленькие шедевры «Ар-деко».

– Этот стиль называется «Орфизм». Это название придумал Робер Делоне, её потрясающе талантливый супруг. Он тоже художник-импрессионист. Я часто бываю у них дома и в ателье. Робер говорит, что Сонечкин «Орфизм» появился потому, что в рамках «кубизма» ему было скучно. А так…

– Кто он? – перебил я Настю.

– Что?

– Кто такой этот Патрик? Он был с тобой в Ритце.

– Да, он часто бывает со мной в общественных местах. Не ходить же мне одной. Неужели ты ревнуешь меня к нему? – она тихо рассмеялась. – Не ревнуй, котик, это лишь мой секретарь.

– Ты спишь с ним?

– Так… Это уже слишком. Давай сменим тему.

Я ухватил её за руку и пристально посмотрел ей в глаза.

– А ты, оказывается, мавр, милый мой граф Гурьев.

– А ты сомневалась?

И тут нам внесли на подносе кофе с коньяком и коробкой шоколадных конфет. А после мы пили с ней этот кофе и вновь целовались сладкими от шоколада губами.

– Ты пойдешь завтра со мною к Сонечке? Я хочу заказать у неё пару летних костюмов. Я очень полагаюсь на твой художественный вкус и хочу, чтобы ты помог мне выбрать новые Сонечкины ткани, – оторвавшись, шептала она.

– Конечно, – так же шепотом, легко согласился я.

– Мне назначено завтра к двум часам. Ты сможешь поехать вместе со мной?

– Я же сказал…

А после кофе Настя, обнимая, повела меня через анфилады уютных гостиных в сторону своей художественной галереи. Это был довольно просторный зал, на стенах которого красовались живописные полотна великих мастеров. В том, что у Насти должна была быть богатая коллекция картин, я даже не сомневался, но то, что увидел я на стенах этого зала, потрясло меня слишком глубоко. И на это была особая причина. Какая, я вам сейчас поведаю. Хотя и этот эпизод наверняка покажется вам полным бредом.

– Котик, в этом зале у меня собраны все современные работы. Это символисты, кубисты, абстракционисты, авангардисты, сюрреалисты, футуристы. Ну и, конечно же, множество импрессионистов и постимпрессионистов.

Я бегло оглядел высокие стены. Картины на них располагались в шесть рядов. Сначала я не сразу понял то, что потрясло меня уже через несколько минут. Я сощурил глаза, но тут же открыл их и с изумлением посмотрел на Настю.

– Что это?!

– Это мои портреты. Все эти картины написаны художниками по моему заказу.

И тут до меня дошло. Несмотря на полную эклектику стилей и композиций, не смотря на разницу художественных школ и манеру письма, все эти картины объединяло одно общее качество – каждая их них содержала хотя бы один элемент померанцевого оттенка. А иногда апельсиновый цвет затоплял собою всё пространство художественного полотна.

– Подожди-подожди, Настя, так это что, всё твои портреты? – я не верил своим глазам. – И это подлинники?

– Да, – с гордостью отвечала она. – Я, милый, не имею привычки держать у себя копии.

– Господи, но как такое возможно?

– Это было нелегко.

– Погоди, но ведь многие из них жили задолго до… Ты когда родилась?

– Джордж, не будь педантом. А лучше смотри. Это работа Пикассо… Он писал мой портрет в знаменитом общежитии Бато? – Лавуа?р. Он тогда только увлекся кубизмом.

В трехмерном объеме и разных плоскостях, окрашенных зеленью и охрой, угадывался вполне себе понятный женский образ. И я сразу сообразил, что на портрете была именно Настя. Даже геометрия странных кубических форм великого мастера доносила до зрителя общее сходство с оригиналом. На портрете были рыжие волосы.

– Но как? – я удивленно поднял брови.

– А так, – лукаво отвечала она.

А далее пошли работы Поля Сезанна, Поля Гогена, Винсента Ван Гога, Поля Синьяка, Анри Бернара, Мориса Дени и даже Тулуза-Лотрека. Удивительным было то, что образы Анастасии были исполнены даже теми художниками, которые в своём творчестве почти не прибегали к написанию портретов.

– А вот и работа Модильяни. С ним мы тоже познакомились в Бато? – Лавуа́ре.

С портрета работы Модильяни на меня смотрела женщина с вытянутой формой лица, похожей на африканскую маску, длинной шеей и миндалевидными зелеными глазами. Но и в этом образе я сразу же узнал Анастасию, по рыжему цвету её роскошных волос.

– А это работа Анри Матисса. Она уже выполнена в манере «фовизма». Это искусство яркого цвета.

На портрете Матисса Анастасия была увековечена смелыми мазками кармина, яркой