– Постарайтесь не выглядеть подозрительно.

– Я не выгляжу подозрительно.

– Вы пыхтите. От этого у вас делается виноватый вид.

– Это оттого что мне трудно дышать, – прошипел сквозь стиснутые зубы Финч.

– Можно нам кислорода, пожалуйста? – громко спросил Стивен, махая в сторону поста охраны, несмотря на удары локтем, которые Финч исподтишка наносил по его грудной клетке.

– Нас из‑за тебя арестуют!

Остальные пассажиры благоразумно посторонились, и Финч со Стивеном образовали островок посреди очереди, легко опознаваемый, заметный издалека.

Стивен выглядел оскорбленным в лучших чувствах.

– Я просто пытаюсь помочь вам справиться с тем, что явно переросло в фобию.

– Не надо мне помогать.

Двухчасовой перелет до Мемфиса задержали на час и сорок две минуты. Ожидание практически доконало его. Он сидел в одном из литых пластмассовых кресел с закрытыми глазами и потными ладонями. Клэр могла бы помочь, но он отказывался ее призывать. Он составил для себя личные правила покаяния, и главные из них регламентировали, где ему можно разговаривать с Клэр. Аэропорты, самолеты, очереди за китайской едой навынос и за лекарствами, – все это в список не входило. Он не станет использовать разговоры с ней в качестве противоядия от скуки или чтобы сгладить нетерпеливое ожидание. Он старался ограничить их общение местами, которые она любила: их стареньким кухонным столом с расшатанной ножкой, Шекспировским садом в Центральном парке, выставками в оранжерее Хаупта, их спальней. Особенно их спальней. Было бы нечестно нарушать правила и звать ее не куда-нибудь, а именно сюда, просто потому что у него небольшой срыв. Тем более что тогда она по его вине оказалась в аэропорту одна.

– Это же не он?

Голос Стивена в его ухе звучал, как бормашина, как тошнотворный скрежет по стеклу.

– Кто он?

Финч открыл один глаз и увидел индианку в красном сари, которая взволнованно хлопала мужа по плечу и смотрела на него так, что и святой Франциск отправился бы в ад.

– Аэропорт. Кажется, я уже спрашивал, и вы сказали, что это другой. Вы ведь говорили это, правда?

– Пожалуйста, замолчи, – промычал Финч.

К тому времени, как началась посадка, Стивену пришлось чуть ли не на руках заносить его в самолет. В довершение ко всему Стивен настоял на месте рядом с проходом, сказав, что это часть его полетного ритуала. Как только они взлетели, он осушил несколько бокалов «Кровавой Мэри» и убрал все три пакета для страдающих воздушной болезнью в кармашек среднего сиденья.

– Нам не должны их подсовывать. Тут присутствует сила внушения: видишь пакет, и тебя начинает тошнить. Даже если ты проверяешь, на месте ли пакет, ты уже настраиваешься на худшее, – он придвинулся ближе к Финчу и понизил голос: – Очень важно не зевать при посадке и убирать пакеты, пока не пришли соседи. Их почему-то смущает этот процесс. Не пойму, в чем причина. Я же ничего у них не забираю. – Финч повел бровью, и Стивен добавил: – Перемещать не значит забирать. С технической точки зрения.

Финч был уверен, что сердце выпадает у него из груди. Ладони до сих пор были липкими от пота, а от вездесущего запаха реактивного топлива у него переворачивался желудок. По крайней мере теперь все три пакета были перед ним, пожалуй, за это стоило быть благодарным. Женщина у окна отодвинулась от него настолько далеко, насколько могла: подобрала под себя ноги, прижала руки к бокам и вся будто превратилась в сжатую губку, которая после приземления волшебным образом развернется.

– Вот.

Стивен подтолкнул к нему небольшую пластиковую коробочку, после чего вытащил из сумки черную повязку и нацепил ее на лоб.

– Что это?

– Удивительно, что вы не узнаете.

Стивен нажал кнопку вызова на своем сиденье и помахал пустым стаканом стюардессе. Та закатила глаза. Должно быть, в учебных пособиях транспортных и туристических компаний таких, как Стивен, отдельно описывали, относя к разряду – как бы помягче сказать? – трудных пассажиров.

– И его арахис тоже мне давайте, – сказал он стюардессе, когда та принесла ему четвертую порцию «Кровавой Мэри». – Весьма вероятно, что его вырвет.

Женщина у окна накрыла голову одеялом. Финч спрятал лицо в ладонях.

– Откройте, – сказал Стивен, показывая на коробку в руках Финча. – Акупрессурные браслеты. Вы помогли мне, когда мы ехали в коттедж. Услуга за услугу. И не думайте, что я предлагаю вам подержанную пару. Мне пришлось открыть коробку, чтобы убедиться, что там есть инструкция, и продавец настоял, чтобы я купил ее. Я бы предпочел серые, а не черные. Черный кажется чересчур воинственным для акупрессурного браслета.

Финчу ужасно не хотелось признавать это, но он был тронут. Почему он сам об этом не подумал? Он натянул браслеты на руки, чуть ниже запястий.

– Очень внимательно с твоей стороны, Стивен. Спасибо.

– Знаю. Пожалуйста, помните об этом те два часа, что будете везти нас на машине туда, куда мы там собрались.

Финч начал было произносить название города, но Стивен поднял указательный палец.

– Минутку. Я вспомню, – он зажмурился и начал бормотать: – Спасибо. День благодарения. Индейка. Дикая индейка. Бурбон?[53] Нет. Охота на дикую индейку. Охотник… – он улыбнулся и опустил повязку на глаза. – Орион, – сказал он.

Финч покачал головой:

– Поразительно.

Пока Стивен дремал, Финч разрабатывал план действий. Благодаря Саймону Хэпсенду круг их поисков сузился с пятидесяти штатов до одного. Чувство вины за устроенную Стивену взбучку побудило Саймона найти информацию, в которой они больше всего нуждались: Натали Кесслер находилась в Теннесси. Следовало ли искать там и Элис, никто сказать не мог. Ясно было только, что Натали изрядно постаралась, чтобы ее не нашли, а значит, теплого приема в Теннесси ожидать не приходилось.

Финч не сомневался, что в разговоре с Натали самым надежным путем к недостающим панелям будет незамедлительный переход к финансовому аспекту. А вот дочка Томаса – дело другое. Она теперь молодая женщина, лишь на несколько лет старше Стивена, и одному Богу известно, что ей наговорили об отце сёстры. Возможно, они выставили его монстром или незаинтересованной стороной, а может, рассеяли его образ как дым. В любом случае этот разговор потребует деликатности. Финч содрогался при мысли, что ему придется вмешиваться в семейную политику, тем более что подробности предполагаемых проступков всех сторон были покрыты мраком. Но дочь не могла быть проступком. Она была живой ниточкой к Томасу, а поскольку Томас не мог сам за себя говорить, какая альтернатива оставалась Финчу?

Он потянулся за сумкой, которую засунул под сиденье, и вытащил из нее карту Теннесси. На ней он еще дома отметил маркером их маршрут, предпочитая осязаемую бумагу фантомному голосу с британским акцентом, до тошноты повторяющему фразу «делаю перерасчет». Орион был крошечной точкой на карте. Финчу пришлось надеть очки, чтобы отличить ее от пометки, которую он оставил карандашом. Как сестры очутились в этом месте и вообще нашли его, оставалось для него загадкой.