Несмотря на это, бедным не по силам было раздобыть большие суммы денег, хотя при этом им удавалось скопить немного денег и вместе с жалованьем послать их из Америки или Австралии ближайшим родственникам на бывшую родину. Эти небольшие суммы превращались в результате в большой поток денежных переводов, шедших из-за границы, так как эмигранты, не привыкшие тратить деньги в таких количествах, как это было принято в их новых странах, были рачительными экономами. Так, одни ирландцы в начале 50-х годов выслали на бывшую родину от 1 до 1,7 млн фунтов стерлингов{132}. В тех случаях, когда родственники не могли оказать финансовую помощь, за дело брались посредники по найму рабочей силы, которым подобная помощь была финансово выгодной. Там, где, с одной стороны, наблюдалась большая нехватка в рабочей силе (или земле)[133], а с другой стороны, безразличие выезжающих к условиям избранной страны и огромные расстояния между этой страной и бывшей родиной, агенты и вербовщики наемных рабочих процветали.

Эти люди зарабатывали деньги тем, что направляли человеческое стадо в руки судостроительных компаний, нуждавшихся в рабочей силе, железнодорожных компаний, заинтересованных в том, чтобы заселить пустующие территории, владельцев рудников и фабрикантов железных изделий и других работодателей, которым требовалась дешевая рабочая сила. За свою посредническую деятельность они получали деньги от работодателей и гроши от потерявших надежду беспомощных женщин и мужчин, которые вынуждены были пересечь половину незнакомого континента для того только, чтобы сесть на корабль, перевозивший их через Атлантический океан: из Центральной Европы в Гавр или вдоль Северного моря и через дымные долины Пеннинских гор в Ливерпуль. Следует признать, что посредники пользовались беззащитностью, вынужденной непритязательностью людей, хотя жесткие требования контрактного труда и отработки долгов к этому времени уже ушли в прошлое, за исключением разве что индийцев и китайцев, плывших за границу работать на плантациях. (Это не означает, что не было массы наивных ирландцев, совершенно зря плативших неким «друзьям» из покинутой ими страны за привилегию устройства на работу в новом мире). В целом посредничество по найму рабочей силы процветало бесконтрольно, не считая небольшого наблюдения, установленного за условиями перевозки пассажиров на кораблях после устрашающей эпидемии конца 40-х годов. В глазах общественности это были влиятельные люди. Буржуазия середины XIX века считала, что континент перенаселен бедняками. И чем больше их уедет за границу, тем лучше будет для них самих, потому что у них появится возможность улучшить условия своей жизни, и для тех, кто остается, потому что рынок рабочей силы станет менее заполненным. Различные благотворительные общества, в том числе и тред-юнионы[134], организовывали субсидирование эмигрантов из числа своих членов и клиентов как единственную практическую возможность покончить с нищетой и безработицей. А тот факт, что большинство быстроразвивающихся промышленных стран, подобно Британии и Германии, также были экспортерами людей, казалось, оправдывал это убеждение.

На самом деле, как сейчас считают, оно было ошибочным. По зрелому размышлению экономика стран, высылавших людей, выиграла бы больше, используя принадлежавшую ей рабочую силу, нежели чем избавляясь от нее. Экономика стран Нового Света, наоборот, неизмеримо выиграла за счет выезда людей из Старого Света. То же можно сказать и о самих эмигрантах. Худший для них период бедности и эксплуатации в Соединенных Штатах наступил уже после рассматриваемого нами времени.

Почему люди эмигрировали? Большей частью вследствие экономических причин. Иначе говоря потому, что были бедными. Несмотря на политические гонения, наступившие после 1848 года, политические и идеологические беженцы составляли лишь небольшой процент среди общей массы эмигрантов, даже в 1849–1854 гг. Правда, одно время радикалы из числа беженцев контролировали половину немецкоязычной прессы в Соединенных Штатах и использовали ее как рупор для обвинений в адрес своей страны, поощрявшей эмиграцию{133}. Рядовые политические беженцы вскоре осели за границей, как и большинство неидеологических иммигрантов, направив свою революционную энергию в новое русло борьбы с рабством. Эмиграция членов религиозных сект, искавших страну, где они смогли бы свободно претворять в жизнь свои довольно странные идеи, уже не имела такого значения, как в первой половине прошлого века. Возможно, это было связано с тем, что в то время викторианские правительства довольно терпимо относились к сектантству, хотя, вероятно, и не испытывали удовольствия от посещения британских и датских мормонов, чья склонность к полигамии создавала ряд определенных проблем. Что касается Восточной Европы, то масштабная антисемитская кампания, ставшая толчком к массовой эмиграции евреев, была еще впереди.

И все-таки — почему люди эмигрировали? Чтобы избежать нищенского существования у себя на родине или в поисках лучшей жизни за границей? По этому вопросу велись долгие и довольно безрезультатные споры. Нет сомнений в том, что чаще эмигрировали малообеспеченные слои населения и что причиной этого в основном было ухудшение условий жизни. Так, из Норвегии чаще эмигрировали ремесленники, чем фабричные рабочие, а впоследствии, когда парусные лодки сменили пароходы и быстроходные суда, к ним присоединились оставшиеся без работы моряки и рыбаки. Правда и то, что в это время сама возможность лишиться своих корней представлялась страшным и пугающим выходом для большинства людей, только какие-то чрезвычайные обстоятельства могли заставить их подняться с насиженных мест и уйти в неизвестность. Например, фермер графства Кент в своем письме из Новой Зеландии благодарил своих бывших собратьев-фермеров, которые заставили его уехать после закрытия Союза сельскохозяйственных рабочих. В эмиграции, по его словам, он устроился гораздо лучше, но если бы не это досадное происшествие, он бы сюда никогда не приехал.

Тем не менее, массовая эмиграция вошла в привычную жизнь людей, и теперь, когда любой ребенок в графстве Килдер имел какого-нибудь двоюродного брата, дядю или родного брата, уже поселившегося в Австралии или Соединенных Штатах, процесс разрыва с родиной стал обычным делом. Причиной отъезда, причем необязательно безвозвратного, мог стать простой расчет, а не какие-либо удары судьбы. Если распространялся слух, что в Австралии нашли золото, а в Соединенных Штатах пустует множество высокооплачиваемых рабочих мест, поток эмигрантов мог увеличиваться. И наоборот, процесс эмиграции затормозился после 1873 года, когда экономика Соединенных Штатов находилась в кризисе. И все же нельзя отрицать того, что первая волна эмиграции нашего времени, которая относится к 1845–1854 гг., была в основном бегством от голодной жизни и проблем перенаселения на свободные земли, большей частью из Ирландии и Германии, дававших в эти годы 80 % эмигрантов, пересекавших океан.

Процесс миграции не обязательно был постоянным. Эмигранты, хотя и трудно сказать в каком количестве, мечтали о том, чтобы скопить денег за границей и вернуться богатыми и уважаемыми в свои родные деревни.