— А как ты сможешь что-то считать, мальчишка, если сейчас я призову сюда стражу, вам со стариком привяжут на шею по добротному обожженному кирпичу и выкинут прямо в это окно?

— В этом случае, ваше величество, — раскланялся князь Друцкий, — не будет никакого друга при московском троне. Не будет никакого золота, ибо мои слуги скорее выкинут его в море, чем отдадут чужакам. Но будет очень, очень большая обида в душе молодого и горячего царя. Может статься, ему даже захочется отомстить. Война с Данией наверняка улучшит его отношения с вечно недовольным Новгородом. Они сумеют использовать новообретенные глубокие порты.

— Приятно было увидеться, ваше величество, — поклонился и Андрей. — Очень жаль, но мы вынуждены вас покинуть. Дела…

Они молчали до тех пор, пока слуга не перевез их на берег озера, не провел мимо презрительно отвернувшегося дворянина и не подержал стремя, помогая подняться в седло.

— Что скажешь, дядюшка? — подобрав поводья, поинтересовался князь Сакульский.

— Я не знаю правителя, в казне которого хватает золота, — ответил Юрий Семенович и кинул слуге монетку. — Золота мало всегда. Два пуда, за которые можно отдать половину цены… Ради этого можно затеять даже маленькую войну.

Старый князь оказался прав. На четвертый день конные воины в стеганках начали сгонять к пристани Оденса воющую от ужаса толпу. Их гнали и небольшими группками по три-четыре женщины с цепляющимися за юбки детьми, и толпами в сотню человек — уже вместе с мужчинами, со стариками. Плач, крики, завернутые в платки младенцы на руках. Андрей ощутил в душе острую боль, как от вонзившегося между ребер стилета. Он впервые подумал о том, что совершает не самый лучший поступок в своей жизни. Что виновник этого кошмара — он, только он и никто больше! Не виновато ни проклятое золото, ни безлюдье его княжества, ни войны Реформации, ни датский король. Если бы он не затевал этой авантюры — то ничего подобного он бы не увидел. Конечно, этих несчастных невольников все равно кто-то гнал бы на рынок, кто-то продавал, кто-то покупал, — но он, Андрей Зверев, не приложил бы к этому своих рук. Но изменить что-либо князь Сакульский все равно уже не мог.

— Мэтью, ты видишь? — поторопил он англичанина. — Они идут к нам. Давай причаливай! Всех, кто с детьми, прячь в трюмы. Там не будет ветра и сырости. Прикажи, чтобы всех кормили только горячим! И начинали прямо сегодня.

— Мужчин лучше загнать под замок, князь Андрей. Как бы не взбунтовались. А бабы на палубе — и нам спокойнее, и команде веселее.

— Я не хочу, чтобы за время этого путешествия кто-то умер, Мэтью Ро, — отрезал Зверев. — Ты понимаешь меня, капитан? Сперва безопасность детей, потом опасность бунта.

— Вы платите, князь, — пожал плечами англичанин, — ваше добро. Но, спасая десяток младенцев, вы рискуете потерять судно и весь груз.

— Я не хочу терять младенцев. Поднимай паруса, иди к причалу.

В то время как невольники шли и шли по трапу в темные недра огромного корабля, с борта маленького ушкуя, похожего рядом с караккой на выпавший за борт бочонок, трое бледных невольников выгрузили сундук и замерли рядом. Андрей подвел к обитому железом ящику графа Латье, назвавшегося посланником короля, подал знак бывшим душегубам. Те откинули крышку, подняли тряпки, прикрывающие рубленые слитки. Тот осмотрел плату, кивнул — и дальше сундук понесли уже закованные в кирасы датские воины.

Зверев развязал кошелек, достал три серебряные монеты.

— Ловите, — кинул он по одной каждому пленнику. — Это талеры. Больше, чем здешний пахарь зарабатывает за несколько лет. Вполне достаточно, чтобы начать новую жизнь. Надеюсь, полученный урок отбил у вас желание богатеть на чужом горе. — Он помолчал и закончил: — Если вы еще не поняли, то это все. Моя торговля закончена, наш уговор — тоже. Вы свободны.

Бедолаги, видимо ожидая подвоха, продолжали стоять на месте. Андрей махнул рукой, прыгнул на ушкуй:

— Лучемир, правь к нефу. Для нас самое главное еще впереди.

Погрузка длилась до позднего вечера. Сколько именно датчане загнали на борт невольников, Андрей не знал — да и королевские воины, судя по всему, не очень заботились этим вопросом. Детей, родителей, стариков, мужчин и женщин никто не разделял, учитывались малыши или нет, с какого возраста — разговора не было. Просто на пристань перестали пригонять новые кучки невольников, и англичанин, немного выждав, убрал трап и отошел на середину бухты. К удивлению Зверева, он даже не особо просел в воду и со стороны казался полупустым.[45]Даже неф, который последние четыре дня тщательно готовили в дорогу, и тот сидел в волнах куда глубже.

Выходить на ночь глядя в наполненное мелкими островами и скалами море путники не рискнули. Только на рассвете неф поднял паруса и, волоча за собой легко прыгающий на волнах ушкуй, выкатился из бухты. Следом, как и было указано англичанину, выбрала якоря каракка, развернула прямые паруса на двух передних мачтах, косые — на двух задних, резво помчалась следом, нагнав неф уже верст через пять, и заняла место слева, чуть позади. Дабы не выскакивать вперед хозяина, Мэтью Ро подобрал нижние прямые паруса. Корабли шли под крепким боковым ветром красиво и уверенно, делая не меньше десяти узлов. Чертовски удачная скорость! Ведь по лоции, что просматривал в каюте капитана Андрей, остров Фюн отделяла от пролива Каттегат примерно сотня миль. Там, в проливе, для возвращения в Балтийское море нужно было повернуть направо и одолеть узкий, миль десять, и длинный, с полста миль, пролив Эрисунн. По уму, пиратам следовало дожидаться добычи или перед проливом, или за ним. Еще существовал южный путь, вдоль континента, — но тем, кто решил караулить эти воды, не светило совершенно ничего. А вот сторожам Эрисунна, да еще с северной стороны…

В общем, было очень хорошо, что в самые опасные места корабли попадут, когда на море опустится темнота.

— Эй, Лучемир, — окликнул рулевого Андрей. — Сказываешь, дорогу домой завсегда найти сможешь?

— А как же, Юрий Семенович. Я здешние воды наизусть знаю.

— Риус, чего мы тогда берега держимся? В море правь, в открытое море. Не хочу, чтобы нас лишние глаза заметили. В море!

Первые три часа выполнить это требование было трудно — то и дело справа и слева вырастали из-за горизонта новые и новые острова, но затем земля стала напоминать о себе все реже. После полудня море стало и вовсе чистым.

— Лучемир, — подошел к старику князь. — Давай, братец… Севернее принимай. Севернее.

Старый кормчий без комментариев крутанул руль, пару раз глянул на небо, вернул штурвал в прежнее положение, наметив новый курс. Час, другой — каракка неожиданно отпустила рифы на первой грот-мачте,[46]нагнала неф, подошла ближе, на полсотни саженей.