– Бенит скорее всего тоже хочет устранить Силана, – предположил Бренн.

– Да, но он прочит на эту должность Аспера.

О чем они говорят? О должностях. И мимоходом постановили: быть гражданской войне. Где начнётся братоубийственная бойня? На территории Галлии? Или Италии? Опять переходить Рубикон? А потом, после многих жертв, устроить триумф. Как Юлий Цезарь. После победы над своими, как над чужими, как над врагами. Элий опять потерял нить разговора.

– …Префект претория должен быть от оптиматов. Эта партия не поддерживает Бенита. Во всяком случае поголовно, как популяры.

– Я не могу допустить гражданской войны, – сказал Элий.

– Но это единственный шанс скинуть Бенита.

– А сколько крови? Будет так, как писал Тацит, – сын убивает отца, так?

– Другого выхода нет, – сказал Флакк, а Бренн многозначительно промолчал.

– Я не могу. – Элий поднялся и, припадая на искалеченную ногу, попятился из триклиния.

– Элий, Бенит никогда сам не откажется от власти! – в гневе воскликнул Флакк. – Ни через пять лет, ни через десять. Войну рано или поздно придётся начать. Сейчас удобный момент.

– Я не могу! – Элий распахнул двери и выскочил в коридор.

– Печально, – вздохнул Флакк, – от этого человека после плена ничего не осталось – одни ступни.

«Выступление Бренна в Римском сенате было встречено с возмущением. Как может человек, пользуясь своей неприкосновенностью, хулить нашего обожаемого ВОЖДЯ»?!

«Вероятность нападения виков на наши Северные границы возрастает с каждым днём».

«Переформирование преторианской гвардии вызвано необходимостью защитить императора от вредного воздействия облучённых гвардейцев».

«После тяжёлой болезни центурион Марк Проб ушёл в отставку».

«Монголы никогда не вернутся».

«Акта диурна», 11-й день до Календ октября[72]

Кумий развалился на мраморном сиденье. Храм Минервы был не особенно удобен для подобных сборищ. Кумий предпочёл бы ближайшую таверну. В правой руке поэт сжимал свёрнутую трубочкой рукопись, левой картинно подпирал голову. За последний год он сильно растолстел. В тоге ему было неловко, постоянно чесалась спина. И кто придумал ходить на заседания коллегии поэтов в тоге. Девушка в белой палле села рядом. Красивые у неё волосы, золотые. А вот шрам на щеке портит красотку, добавляет вульгарности.

– Ты меня помнишь? – спросила девушка. – Я – Ариетта.

Кумий тут же восстановил в своей памяти список всех известных ему имён.

Ариетта там значилась. С примечанием: неинтересная особа.

– Я пробовала сочинять библион. Кажется, что-то получается, – она воображала, что Кумию интересно слушать разговоры о её планах. Вот если бы она заговорила об отрывке его нового библиона, что напечатали в ежемесячнике «Континент», тогда бы Кумий мог немного поговорить об этом с Ариеттой.

– Я читала отрывок твоего библиона в «Континенте».

Вот как? Кумий милостиво кивнул.

– Смотри, это же Неофрон! – воскликнула Ариетта.

При этом имени Кумий брезгливо сморщился. Неофрон вошёл в литературу напористо и мощно. Ещё вчера никто его не знал – сегодня все о нем говорили. Правда, за ним пока числилось лишь два небольших рассказика. Но он обещал новый библион. И читающая публика затаила дыхание. Сам Бенит назвал его надеждой римской литературы.

Статного парня с военной выправкой и кирпичным оттенком широкоскулого лица сразу же окружило несколько шепелявых подхалимов.

Вошёл Бенит. И все поэты встали. Невероятно! Они встали, увидев Бенита.

Даже Ариетта дёрнулась подняться. Но потом глянула на Кумия и осталась сидеть. А Кумий ещё наглее развалился на скамье и похлопывал трубочкой рукописи по колену.

– Вставай! – прошипел ему в спину критик Галликан.

– Это ещё почему? – нагло отозвался Кумий. – Разве мы в сенате? Здесь состязание поэтов. А Бенит уступает мне по таланту. Уж скорее он должен вставать, когда я вхожу.

Кумий говорил достаточно громко, так что его все слышали. И Бенит тоже слышал. Лицо диктатора пошло пятнами. Неофрон подошёл к скамье Кумия небрежно-уверенной походкой, поигрывая могучими плечами, и вдруг ухватил поэта за край туники да за складки тоги на боку, поднял в воздух и поволок к выходу. Напрасно Кумий дёргался, напрасно яростно дрыгал ногами – из могучих рук бывшего преторианца ему было не вырваться. Неофрон с размаху вышвырнул его из храма. Кумий покатился по ступенькам, разбил лицо, разбил колени и локти.

– Это будет тебе хорошим уроком! – крикнул Неофрон.

Хныча, Кумий поднялся и вдруг, набычив голову, рванул назад. Слезы ярости брызнули из глаз. Кумий размахивал слабыми руками и выкрикивал:

– Я сейчас его убью… сейчас убью… Удар кулака опрокинул его на ступени. Перед глазами все заволокло красным туманом. Подняться Кумий не сумел – сил не стало. Он медленно сползал вниз. Бочком, прижимаясь к стене, выбралась из дверей Ариетта. На Неофрона она смотрела с ужасом. Тот наверняка принял её взгляд за восхищение. Зато Бенит восхитился в самом деле искренне. Демонстративно похлопал в ладоши, потом одобрительно положил руку на плечо бравому сочинителю.

– Вот так и надо всегда и во всем – дерзко! – воскликнул он. – Мы – первооткрыватели. И мы победители.

– Все равно Кумий пишет лучше, чем ты, Неофрон, и чем ты, Бенит! – неожиданно для себя выкрикнула Ариетта.

– Так он пишет лучше? – поинтересовался Неофрон. Сбежал по ступеням и пнул лежащего в бок. – Так ты говоришь, лучше? – Он вновь замахнулся, глядя на неё с издёвкой.

– И я пишу лучше тебя! – выкрикнула она. Неофрон сделал шаг в её сторону и остановился. Рассмеялся:

– О тебе я вообще не слышал. А ты, диктатор Бенит, слышал об этой телке?

– А кто она такая? – пожал плечами тот. И оба первооткрывателя-победителя удалились.

Кумий стоял на четвереньках возле фонтана, и его рвало жёлчью.

«Мерзкая сатира на диктатора Бенита, написанная поэтом Кумием, вызвала бурный протест всего Рима».

«Отныне диктатор Бенит управляет всем. Даже регулировщики движения в Риме не могут перейти на зимнюю форму одежды без согласия ВОЖДЯ».

«Акта диурна», 15-й день до Календ ноября[73]