Женщины замолчали, а Уолли с чавканьем откусил кусок кекса.

Остаток дня в субботу Фрэн провела за чтением статей, написанных либо самим доктором Адрианом Лоу, либо о нем. На его фоне доктор Кеворкян, ратовавший за эвтаназию, выглядел Альбертом Швейцером. Философия Лоу была простой: благодаря достижениям медицины многие люди живут слишком долго. На стариков расходуются финансовые и медицинские средства, которые пригодились бы в других местах.

В одной из статей доктор Лоу прямо заявлял, что продуманное лечение хронически больных людей никому не нужно и слишком накладно. Решение о прекращении лечения должны принимать эксперты-медики, не спрашивая согласия родственников.

В другой статье приводилось высказывание Лоу о том, что недееспособные пациенты — это ценный материал для исследования новых или неапробированных препаратов. Лекарство может либо помочь таким больным, либо они умрут. И в том, и в другом случае общество только выиграет.

Следя за карьерой Адриана Лоу по многочисленным публикациям, Фрэн выяснила, что он зашел настолько далеко в своих теориях, что его уволили из медицинского института, где он преподавал, и Американская медицинская ассоциация осудила его. В какой-то момент его обвинили в намеренном убийстве трех пациентов, но вина не была доказана. После этого Адриан Лоу исчез. Фрэн наконец вспомнила, почему ей показалось знакомым это имя. Его обсуждали на занятиях по этике, которые она посещала в колледже.

Неужели Гэри Лэш устроил Адриана Лоу в Уэст-Реддинге, чтобы он мог продолжать свои научные исследования? И не затем ли он привез в клинику студента опального профессора, а именно Питера Блэка, чтобы тот помогал проводить эксперименты на ничего не подозревающих пациентах? На первый взгляд все выглядело именно так.

Фрэн решила, что такое объяснение имеет смысл, логический, ужасный, трагический смысл. С божьей помощью вечером она получит доказательства. Если этот сумасшедший профессор желает, чтобы о его так называемых достижениях узнал весь мир, то он обратился к тому, к кому следовало. Фрэн не могла дождаться. Только бы добраться до него.

Ее неизвестный собеседник очень четко объяснил, как доехать до фермы Лоу. Уэст-Реддинг находился примерно в шестидесяти милях к северу от Манхэттена. Фрэн порадовалась, что на дворе март, а не август. Летом шоссе было бы забито отпускниками, устремившимися на пляжи. Она все равно решила выехать пораньше. Ей нужно быть у доктора к семи часам, но она не могла дождаться этой встречи.

Фрэн задумалась о том, какую записывающую аппаратуру взять с собой. Ей не хотелось, чтобы Лоу испугался и отказался говорить, и она молилась, чтобы он позволил записать интервью не только на магнитную, но и на видеопленку. В конце концов Фрэн решила взять и диктофон, и видеокамеру. И то, и другое с легкостью уместилось в сумке вместе с блокнотом.

Статьи, написанные на основе интервью с профессором Лоу, всегда были очень подробными и многословными. Фрэн надеялась, что он по-прежнему любит всех посвящать в свои теории.

К двум часам дня она закончила записывать вопросы, которые хотела задать профессору Лоу. Без четверти три она уже была одета. Фрэн позвонила Молли, чтобы проверить, как у той дела, и встревожилась, услышав ее безжизненный голос.

— Ты одна, Молли?

— Да.

— Кто-нибудь приедет к тебе?

— Звонил Филип, он хотел заехать. Но я жду Дженну, так что его я попросила приехать завтра.

— Молли, я пока не могу об этом говорить, но произошло столько всего интересного. По-моему, я напала на кое-что стоящее. Эта информация поможет тебе и Филипу.

— Неужели хорошие новости, Фрэн?

— Молли, сегодня вечером я должна быть в Коннектикуте. Если поеду сейчас, то смогу заехать к тебе по дороге. Как ты на это посмотришь?

— Не беспокойся из-за меня, Фрэн.

— Я буду через час, — пообещала Фрэн и быстро повесила трубку, чтобы Молли не успела сказать «нет».

Молли сдалась, решила Фрэн, нетерпеливо нажимая кнопку лифта. В этом состоянии ее нельзя ни на минуту оставлять одну.

«Это все по моей вине», — снова и снова повторял себе Филип Мэтьюз. Когда Молли вышла из ворот тюрьмы, ему следовало насильно затащить ее в машину. Она не сознавала, что делает, когда обращалась к прессе. Молли не понимала, что нельзя сказать совету по досрочному освобождению, что она принимает на себя ответственность за смерть мужа, потом выйти на свободу и заявить, что его не убивала. Почему он не помешал ей?

Прокурор мог поставить вопрос об аннулировании досрочного освобождения в ту минуту, когда Молли произнесла эти слова, рассуждал про себя Филип. Прокурор этого не сделал, значит, теперь он охотится за Молли только в связи с новым делом.

Единственным шансом спасти Молли от тюрьмы на заседании совета в понедельник будут весомые доказательства в пользу того, что не она убила Анна-Марию Скалли. Если это удастся, то потом ему придется умолять членов совета понять, что Молли не обманывала их на слушании, а просто хотела, чтобы к ней вернулась память, чтобы она вспомнила все подробности того страшного вечера и осознала свою вину. Этот аргумент может сработать. Если только ему удастся уговорить Молли придерживаться этой версии.

Филип вспомнил, как Молли говорила репортерам, что вспомнила о присутствии в доме постороннего в вечер убийства мужа. Она сказала и о том, что в глубине души не верит, что способна убить человека. Он должен попытаться убедить совет, что это слова женщины, сломленной горем и отчаянием, а не лицемерки, пытавшейся ввести их в заблуждение. Он может сослаться и на то, что в тюрьме Молли страдала от глубокой депрессии. Об этом есть записи.

И все же никакие разговоры о душевном состоянии Молли не помогут, если он не заставит членов совета усомниться в том, что именно она убила Анна-Марию Скалли. Все дело только в этом.

Вот почему во второй половине дня в субботу Филип Мэтьюз отправился в Роуэйтон. На парковке у «Морского фонаря», где погибла Анна-Мария, не осталось никаких следов. Асфальт нуждался в ремонте, белые полосы, отделявшие одно место для машины от другого, почти совсем стерлись, но посетители все равно оставляли здесь автомобили. Ничто не напоминало о страшной смерти молодой женщины, не предсказывало, что Молли Лэш проведет остаток дней в тюрьме, потому что на ее ботинках и в ее машине эксперты обнаружили следы крови Анна-Марии.

Филип привлек к делу опытного детектива, которому мог доверять. Они вместе начали собирать доказательства, которые можно будет представить в суде.

Молли сказала, что в тот вечер видела средних размеров седан, выехавший с парковки, когда она выходила из ресторанчика. Детектив уже установил, что никто из посетителей не выходил незадолго до Анна-Марии.

Молли сказала, что сразу направилась к своей машине. Она заметила на стоянке джип, еще когда приехала, но не могла знать, что это машина Анна-Марии. Детектив предположил, что Молли могла наступить в кровь, а потом оставила след на коврике в машине.