Утром Мальцев обнаружил себя в чужом номере, на чужой кровати и рядом с чужими мужиком. Было холодно. Виктор Сергеевич долго не мог понять, откуда среди жаркого абхазского лета взялся арктический воздух. Ответ оказался до обидного банальным: датчик температуры на кондиционере мигал зеленой лампочкой на отметке «снег».

Мальцев попытался просканировать свое положение в чужом пространстве, дабы определить дальнейшую стратегию поведения, но не сумел. Мутило с такой силой, что стратегия не выстраивалась. Вернее выстраивалась, но включала в себя пока один-единственный пункт под названием «зигзаг». С кровати до туалета и обратно. Если был бы и второй пункт, то он именовался бы «Тамара». Но приступить к его выполнению пока не было никакой возможности.

Виктор Сергеевич попытался было привстать с гостеприимного ложа, но безуспешно. Поэтому решил сменить тактику и покидать любезно предоставленную четой Истоминых кровать постепенно. Дискретно, так сказать. Сначала – одну ногу. Потом – другую… До рук дело не дошло. Помешал Истомин.

– Коллега! – хрипло протянул кудрявый товарищ. – Уж не собираетесь ли вы ретироваться тайно?

– Что вы?! – оскорбился Мальцев и нечаянно назвал своего благоприобретенного друга «маэстро». Назвал и испугался собственной смелости. Имени своего товарища он не помнил, а вот это дурацкое «маэстро» все время крутилось на языке. И, похоже, Истомина оно вполне устраивало.

– Тогда, коллега, не форсируйте события и сохраняйте неподвижность, это поможет избежать вам определенных неудобств, доставшихся нам в наследство от вчерашнего праздника, – витиевато высказался Истомин и облизал высохшие в морозном воздухе губы.

– Маэстро, – не остался в долгу Мальцев, – а где же, позвольте спросить, ваша драгоценная половина?

– Что вы имеете в виду, коллега? – уточнил Истомин. – Рояль?

«Господи! – взмолился про себя Виктор Сергеевич. – Значит, рояль не привиделся! Значит, был рояль!»

И вслед за восстановленным в сознании образом рояля Мальцеву явилась вся цепочка вчерашних событий, начиная с того места, когда гнусная девочка Оля-Лиза пообещала скорую смерть всей его семье. Сначала (и это помнилось довольно четко) бесславный конец поджидал Марусю, собиравшуюся выпасть из окна третьего этажа. Потом – Тамару. Детали ее гибели младшая дочь Истоминых обсуждать с Виктором Сергеевичем категорически отказалась. Ну а судьба самого Мальцева после вынесенного приговора никаких сомнений у него лично уже не вызывала.

Ко всему прочему, масла в огонь подлила Фьяметта, рассказав Виктору историю о том, как неоднократно эта маленькая негодяйка со стопроцентной точностью определяла стоящего за их дверью посетителя и звонящего на их номер абонента. Вернувшийся с пляжа брат малолетней вельвы с готовностью подтвердил материнские слова:

– Уж эта дура как скажет, так скажет!

– Женя! – взвизгнула Фьяметта. – Как ты можешь?!

– А че такого-то? – искренне изумился подросток. – Помнишь, она вчера сказала: «Не смейся, а то подавишься» – и я подавился.

Костя Истомин, наблюдая за реакцией Мальцева, решил снять напряжение и успокоить, возможно, нового друга:

– Вы так не переживайте, коллега! Мы уже к ее прогнозам привыкли. Отнюдь не все они, кстати, сбываются. Вот, к тому же, и ваша Маша явилась. Из чего следует, что Лизавета частенько ошибается. Правда, мама?

Фьяметта с готовностью поддержала мужа:

– Правда, папа! На все воля Божья!

Неизвестно, чью волю воплощала в жизнь белокурая сивилла, но Виктору Сергеевичу Оля-Лиза строго-настрого приказала в столовую не ходить:

– А то умрешь!

И склонный к мистицизму бытовой атеист Мальцев внял голосу судьбы и стремглав понесся в сторону Новоафонского монастыря ставить свечку за здравие себя и своей семьи. Этим и объяснялось отсутствие Виктора Сергеевича за обедом и, между прочим, за ужином в том числе.

Впрочем, вчера за ужином работники столовой пансионата «У монастыря» недосчитались сразу двух семейств – Мальцевых и Истоминых. Зато расположенное прямо на пляже семейное кафе «У Алика» не могло закрыться до рассветной дымки. Владелица кафе – знаменитая танцовщица Майя Герзмава – привычно ворчала, безостановочно пила кофе и курила тонкие сигареты. Тамара настойчиво звала «Маечку» к столу, но та категорически отказывалась и предпочитала наблюдать за посетителями из-за своей деревянной стойки.

– Знаете ли вы, кто это? – торжественно вопрошал Виктор и заговорщицки подмигивал жене.

– Боже мой, – щебетала счастливая Фьяметта, – конечно же, нет!

– Это та, кого называют королевой абхазского танца, – цитировал Мальцев строки путеводителя по Абхазии.

– Боже мой, – ахала Истомина и складывала на груди руки. – Ты слышишь, Костя?

– Слышу, – отзывался тот и старательно что-то рассматривал на своем телефоне, не торопясь разделять восторги жены.

– Костя, – трогала его за плечо Тамара. – Что вы там все время изучаете? Новости в Интернете?

– Что вы, Тамара Николаевна, – интеллигентно возражал Истомин, отчего возникало чувство, что он паясничает, – уточняю информацию.

– Какую?

– Действительно, – читал он с экрана телефона. – Майя Герзмава – народная артистка Абхазии и Адыгеи. Королева… так-так-так… Выдающаяся танцовщица Кавказа ХХ века…

– Какая прелесть! – восторгалась Фьяметта. – Лизочка! Женя! Подите сюда, дети!

Маруся осталась сидеть за соседним столом и наблюдать за родителями.

– Посмотрите, дети! Эта тетя, – Истомина протянула руку в сторону дымящей Майи, – артистка. Великая балерина Кавказа!

– Я не балерина! – осадила ее Майя. – И нечего в меня пальцем тыкать! Стыдно сказать: народная артистка Советского Союза! Ничего теперь нет. Даже мужа, и то нет. Никто не знает! Никому не нужна!

– Ну, это вы зря, Майя. Вас же зовут в Сухум преподавать. О вас помнят! – заспорила с ней Мальцева. – Вы сами уезжать не хотите.

– Не могу, Томочка, – с готовностью согласилась Герзмава. – Это дурацкое кафе держит. Если бы не память об Алике…

Майя кивнула головой на вывеску, где был изображен танцующий мужчина в черкеске и барашковой шапке.

– Алик? – переспросил Истомин.

– Алик, – подтвердила Майя и отвернулась в сторону.

– Помянем, – предложил Костя, и Тамара поняла, что пора уводить мужа. Но увести удалось только детей.

По дороге в пансионат Фьяметта пыталась вести светскую беседу и изображать из себя свободомыслящую особу, с легкостью выдавшую мужу карт-бланш на целую ночь. Избранная роль была для нее явно тяжеловата, но Фьяметта пыталась играть ее с удивительным достоинством: не бранила Истомина, не срывалась на детей, не жаловалась Тамаре.

«Привыкла, что ли?» – думала про себя Мальцева и не сводила глаз с женщины, ожидая спонтанных реакций. А их не было! Тамара не на шутку разволновалась и сделала шаг первой.