Впрочем, у Эгиля все сложилось не так хорошо, как можно было бы ожидать. Те два сундука, которые он должен был отдать отцу, он, естественно, где-то зарыл. В старости он начал слепнуть – в силу возраста и пережитых в походах нагрузок – и под конец жизни ослеп совсем. Двое из трех его сыновей погибли, и он жил у своих родственников, которые терпеть его не могли: даже служанки отгоняли его от очага, чтобы он не занимал место и не мешался под ногами. Он стал викингом, который не погиб в бою, хотя должен был. В качестве последней радости в жизни он хотел, чтобы его отвезли на тинг вместе с его серебром, а потом позволили ему встать на Скале Закона и кидать с высоты в толпу серебряные монеты, наблюдая, как люди будут драться за них. Но родственники отказались помогать ему в этом. Тогда Эгиль спрятал в неведомом месте свои сундуки и убил рабов, которые ему помогали.

«Осенью Эгиль заболел, и болезнь свела его в могилу. Когда он умер, Грим велел одеть его в лучшие одежды. Потом он велел отнести его на мыс Тьяльданес ‹…› и насыпать там могильный холм. В этом холме Эгиля похоронили вместе с его оружием и одеянием».

Итак, Эгиль умер фактически смертью, позорной для викинга. Тайну своих сундуков с серебром он унес в могилу.

«Грим был крещен в Мосфелле, когда в Исландии было введено христианство. Он велел построить там церковь, и люди рассказывают, что Тордис перевезла в нее тело Эгиля. Этот рассказ подтверждается тем, что, когда в Мосфелле построили новую церковь, а ту, которую Грим поставил когда-то в Хрисбру (Хворостяной Мост), снесли, под тем местом, где был алтарь, откопали скелет человека. Кости были гораздо больше, чем у обыкновенных людей, и все решили, что, судя по рассказам стариков, это должны быть кости Эгиля.

Жил тогда там священник Скафти, сын Торарина. Он был умный человек. Он взял череп Эгиля и отнес его на кладбище. Череп был необычайно велик, но еще необычайнее была его тяжесть. Снаружи череп был весь изборожден, как раковина. Скафти решил испытать его прочность. Он взял довольно большой топор, замахнулся им со всей силы и ударил обухом по черепу, думая проломить его. Череп побелел в том месте, куда пришелся удар, но ни вмятины, ни трещины не осталось. Отсюда видно, что этому черепу удары обыкновенных людей не приносили вреда и тогда, когда он был одет плотью и кожей[158].

Кости Эгиля были погребены на краю кладбища в Мосфелле».

Торстейн, единственный из выживших сыновей Эгиля…

«…крестился и велел построить церковь в Борге. Он был человеком благочестивым и строгих нравов. Он дожил до глубокой старости и умер от болезни. Похоронен он был в Борге, в той церкви, которую построил.

Он положил начало большому роду. Многие видные люди и скальды вышли из этого рода людей с Болот, как называли всех, кто произошел от Скаллагрима. Долгое время люди этого рода были сильны и воинственны, а некоторые и большого ума. Но между людьми этого рода были большие различия. К нему принадлежали самые красивые люди из когда-либо рожденных в Исландии, как Торстейн, сын Эгиля, Кьяртан, сын Олава, племянник Торстейна, Халль, сын Гудмунда, а также Хельга Красавица, дочь Торстейна, из-за которой бились Гуннлауг и Храфн Скальд. Но немало было в этом роде и очень безобразных людей.

Торгейр, сын Торстейна, был более сильным из братьев, но Скули был выше ростом. После смерти Торстейна Скули жил в Борге. Скули долго плавал с викингами. Он стоял на носу корабля „Железный Борт“ ярла Эйрика, когда погиб конунг Олав, сын Трюггви В семи битвах побывал Скули вместе с викингами».

Вот так закончилась эта удивительная история. У меня не было задачи полностью процитировать здесь сагу, да это и невозможно ввиду ее внушительного размера. Рекомендую прочитать ее всем желающим, а нас же гораздо больше интересовало соответствие текста саги историческому «портрету эпохи».

Удивительнее всего здесь то, что клад Эгиля до сих пор не найден. Конечно, отдельные находки периодически выдаются за его клад, но противоречия и сомнения в конце концов перевешивают – и очередная сенсация заканчивается расплывчатой формулировкой, что, дескать, «в этом месте он тоже мог что-нибудь зарыть». Впрочем, вполне возможно, что клад нашли в буквальном смысле давным-давно…

Викинги исполнили собственное историческое предназначение и должны были уйти со сцены. Ведь всякое начало – это неразвитый финал. А значит, в начале любого явления зашифровано и его окончание. В тысячах дисперсных набегов, завоевательных и колонизационных походов, торговых предприятий они нащупали, выстроили мост между Востоком и Западом. И по этому мосту в ареал обитания викингов устремилось богатство, которое быстро трансформировалось в сумму власти, достаточную для создания нормальных государств своего времени. Государству же как монополисту в деле осуществления насилия вольные морские конунги были не нужны, а потом стали и прямо враждебны.

Вчерашние вожди дружин в несколько сотен человек (или их внуки) составили великие армии, завоевавшие или заселившие целые регионы. И в этих регионах все меньше места оставалось для того, чем викинги были изначально. Разрозненные коллективы уступили консолидированным торгово-военным корпорациям, а после – государствам.

Хронологически это совпало с принятием христианства, которое устанавливалось в скандинавском хартленде «огнем и мечом», буквально выгрызая яростно сопротивлявшееся «языческое пространство». Таким образом, религия становилась маркером политической программы: буйная, вольная «старина» сменялась относительным порядком новой веры.