— Они правильно поступали, сбрасывая мертвецов со стены, — сказал Дункан Железный Кулак в попытке утешить Мак-Танаха. — Все равно их нельзя было бы по-человечески похоронить в стенах замка, а там и так должно быть полно больных.

— Во имя Кентавра, — выдохнул Мак-Танах, — что они должны были пережить, запертые в этом замке больше шестисот дней! Ох, плохим же я был господином, если им пришлось так долго ждать освобождения.

— А что еще мы могли сделать? — раздраженно спросил Лахлан. — Мы же не сидели сложа руки и восхищаясь видом. Этот год выдался нелегким, и я потерял множество отличных ребят, отвоевывая твою страну.

— А теперь мы подъезжаем к самым воротам без единого удара, — с почти детским удивлением сказал Мак-Танах. — Только взгляните на их осадные машины! Просто чудо, что мой замок не превратился в кучу камней, как весь остальной город.

— Да, твои предки хорошо выбрали место, — сказал Дункан, спешиваясь у городских ворот. — Его трудно атаковать, приходится подниматься в гору, да к тому же весь город оказывается на пути. Смотрите, они все раскопали, пытаясь заминировать стены. И судя по виду этих ям, они пытались прорыть туннель под самый холм.

Мак-Тонахан подошел к воротам, намереваясь забарабанить в них своим внушительным кулаком, но не успел поднять руку, как они распахнулись изнутри, и какой-то донельзя худой старик упал перед ним на колени.

— Наконец-то вы здесь, милорд! — воскликнул он. — Ох, какое величественное было зрелище, когда вы спускались с холма под звук фанфар, со всеми знаменами.

По его запавшим щекам струились слезы, а пальцы, вцепившиеся в край килта Мак-Танаха, безудержно тряслись. Прионнса поднял его и обнял. Его лицо тоже было мокрым от слез.

Защитники замка гурьбой бросились в ворота. Все они были страшно худыми, и в их запавших окруженных черными тенями глазах явственно читалось напряжение этих двадцати месяцев. Они упали на колени перед Лахланом и Изолт, плача от облегчения и благодарности. Лахлан быстро спешился и начал поднимать их, приказав своим солдатам подогнать телеги с провиантом, который они привезти защитникам замка.

— Моя мать, где моя мать? — закричал Мак-Танах.

— Ох, милорд, все эти месяцы она была такой сильной и стойкой, она поддерживала надежду в наших сердцах даже в те минуты, когда начинало казаться, что мы не сможем продержаться следующую ночь. И все же в тот миг, когда стало ясно, что мы спасены… — В руку Мак-Танаха вцепилась женщина средних лет, плача навзрыд.

— Что, Мьюир, что такое?

— Она упала на месте, милорд, и мы не смогли поднять ее, хотя она все еще дышит. Боюсь… — но Мьюир не успела договорить, поскольку Мак-Танах уже вырвался из ее рук и неуклюже побежал, скрипя своими кожаными латами.

Лахлан обернулся и подозвал своих оруженосцев.

— Диллон, Эртер, приведите Томаса, живо! Скажите, что он срочно нужен в замке. И Джоанну с ее целителями тоже приведите. Сначала мы должны помочь нашим собственным людям! Аннтуан, поезжай и привези ко мне Мегэн и эту старую толстуху-кухарку тоже! У нас здесь люди умирают от голода, так что самое время ей показать, на что она способна.

— Да, Ваше Высочество, — отсалютовали мальчики и развернули своих пони, галопом поскакав по холму.

Лахлан и Изолт задержались ровно на столько, чтобы отдать поспешные приказания Телохранителям Ри, после чего последовали за Мьюир во внутренний дворик. Она повела их по замку, ни на минуту не умолкая.

— Да, Ваше Высочество, мы уже много размышляли о том, чтобы сдаться, такое уныние охватывало нас, — расстроенно рассказывала служанка, — но она никогда не позволяла нам дрогнуть. Это моя дорогая госпожа следила за распределением тех ничтожных запасов провизии, которые у нас были, и приказывала наказать любого, кто нарушал правила. Это она придумала вытащить булыжники из мостовых и стрелять ими из катапульт, она разорвала все свои сорочки и собственными руками перевязывала раненых….

Они поднялись по узкой лестнице на вершину башни и вышли на открытую всем ветрам крепостную стену. На свежем ветру реял зеленый с золотом квадратный флаг клана Мак-Танахов. Около входа в караулку собралась толпа, и до Изолт с Лахланом донесся умоляющий голос Мак-Танаха.

Внутри лежала старая женщина, такая худая, что сквозь ее тонкую, коричневую, словно парча, кожу резко проступали кости. Ее губы были неподвижны и перекошены, а одна сторона лица казалась застывшей, но глаза под выцветшими набрякшими веками горели, точно два изумруда.

— Мы выдержали, сын мой, — прошептала она, вцепившись в рукав Мак-Танаха рукой, больше похожей на птичью лапку. — Хотя ноша была действительно тяжкой, мы не дрогнули.

Мак-Танах не сдерживал слез. Наклонившись, он прижал хрупкую фигурку к груди и шептал ей на ухо слова ободрения. Ее сияющие глаза повернулись к Лахлану, и она что-то пробормотала, потом собралась с силами.

— Значит, это и есть молодой Мак-Кьюинн, — сказала она отчетливо. — Мы очень рады вас видеть, Ваше Высочество. Хотя вы пришли не слишком быстро.

Лахлан склонился над ней и сказал:

— Мы пришли так быстро, как только могли, но мне очень жаль, что вышло так долго.

Она улыбнулась непослушными искривленными губами.

— Ничего. Мы выдержали.

Лахлан тоже улыбнулся и сжал ее руку.

— Да. Вы выдержали, — отозвался он, но женщина не ответила на его пожатие, а глаза под набрякшими веками остекленели.

Когда безутешная Мьюир прикрыла лицо Вдовствующей Банприоннсы пледом, Мак-Танах опустил лицо в ладони и зарыдал.

— Будьте вы прокляты, Яркие Солдаты! — закричал он. — Вы разрушили мой дом и отняли жизнь у моей матери! Я не остановлюсь до тех пор, пока вы все не станете такими же холодными и безжизненными, как она!

Под нависающими деревьями было прохладно, и Лиланте блаженно потянулась, подняв тонкие белые руки к небу. Нисса Элала цеплялась за ее покрытые цветами волосы, а Бран целеустремленно шагал вперед, громко звеня своей странной коллекцией блестящих предметов, висящих у него на шее. Ниалл Медвель шел за ними по пятам, а нисса то и дело поворачивалась и строила ему рожи, сопровождая их оскорблениями на своем языке. Хотя великан не понимал ни слова из того, что она говорила, тон и выражение лица малышки были достаточно красноречивыми, и его лицо горело от смущения.

Они переждали зимние вьюги в Стратроуэне, деревушке, где встретились с Финли Бесстрашным и его солдатами, а с началом оттепели сразу же продолжили свое путешествие в Башню Грезящих в Эслинне, и маленькая нисса от нетерпения верещала все громче и громче по мере того, как они приближались к лесу.

Башня Ведьм была точно такой, какой Лиланте ее помнила. Сидя на старой кухне, пока Бран хлопотал, готовя им еду, она погрузилась в воспоминания, думая о том, где сейчас Дайд и чем он занимается. Когда они были здесь в последний раз, он спал, свернувшись под изодранным одеялом, и его смуглые щеки разрумянились от тепла. При этом воспоминании древяницу пронзила нежность, более острая, чем горе. Она вздохнула, и широкие растопыренные пальцы ее ног скрючились. Подбежал Бран и, потершись головой о ее руку, протянул пятнистое яйцо лазоревки, которое только что нашел.