Он бросил на нее раздраженный взгляд и вернулся к своему занятию.

– Лучше я сделаю это сам, работа отвлекает меня от беспокойных мыслей.

– Но ты расстроишь Невилла.

Он неразборчиво проворчал что-то и снова склонился над саквояжем.

– Что ты скажешь об этом галстуке? Он модный или безнадежно устарел?

Улыбка тронула уголки ее губ.

– Он просто роскошный. Дядя Тедди привез его вчера из Хазерли. – Она наблюдала, как он засунул галстук в сумку. – Куда ты собираешься, что так заботишься о своем виде?

Он повернулся к ней:

– Куда бы я ни собирался, теперь я всегда буду думать о том, как выгляжу. Я должен благодарить за это тебя. Похоже, я почувствовал вкус к подобным вещам. А что касается моих намерений… я собираюсь в Лондон поговорить со своим папашей… – Он иронически приподнял бровь. – Повидать Робина Роджера. Я не могу больше оставаться в неведении. Необходимо узнать правду о моем происхождении. И единственный человек, который может помочь мне, – это он, Робин Роджер.

Шагнув вперед, она положила руку на спинку кровати.

– Что ж, поезжай. А я буду считать минуты до твоего возвращения. Бог тебе в помощь!

Его лицо смягчилось.

– Прости, что причиняю тебе боль, но я должен узнать, кто я на самом деле.

– Твоя жизнь драгоценна сама по себе, вне зависимости от того, какое имя ты носишь.

– Не уверен. Знаешь, я даже начал задаваться вопросом, прав ли я был, помогая мальчикам? Я делал это для них или использовал их, ища оправдания своим действиям против богачей, вроде тех, что бросили меня?

– Разве дело в мотивах? – сказала Кэролайн. – Главное, что ты им помогал.

– Все это так, но должен быть лучший способ сделать жизнь более справедливой, нежели воровство.

– Я согласна. Но взгляни на дело по-другому. Ты сейчас имеешь лучшее и сразу из двух миров, Лукас. Ты обладаешь преимуществами джентльмена и пока сохраняешь смелость и честность человека, свободного от условностей света. Не прибегая к воровству, ты можешь утолить свой справедливый гнев и позаботиться о своих подопечных. У тебя достаточно денег, чтобы оказать им помощь любым приемлемым для тебя способом.

Он оторвался от своего занятия и задумчиво взглянул на нее:

– Ты права. Это еще одна причина, по которой мне нужно в Лондон, – учредить опекунский фонд для сирот. Мне необходим кто-то, кто мог бы присматривать за ними, когда я уеду из города. Кто-то, кто знает их нужды. Если я останусь здесь, я не смогу заботиться о них, как раньше.

– Может быть, это сделает Монти Троули? Он перехватил ее взгляд и улыбнулся.

– Ты умница, Кэро. Монти – как раз то, что нужно. Он сам сирота, и он честный. Я так горжусь им! – Он снова стал паковать веши. – Поговори с ним, когда я уеду. Хорошо, моя дорогая?

Она прикусила губу, затем не удержалась и спросила:

– Надолго?

Его руки замерли, и он сжал губы.

– Не знаю. Мне нужно время, чтобы все уладить.

– Не оставляй меня, Лукас, возвращайся. Пожалуйста… Он повернулся к ней и, притянув поближе, погладил по волосам.

– Я сделаю все, чтобы поскорее вернуться домой. К тебе, Кэро. Я многим тебе обязан, и я должен быть мужчиной, настоящим мужчиной, не приживалом, не мальчиком на посылках, с котором ты могла бы разогнать скуку. Иначе ты недолго будешь любить меня. Понимаешь?

Нет, она не понимала. Единственное, чего она хотела, – чтобы он никуда не уезжал. Но Кэролайн знала, что гордость не позволит ему остаться, и согласно кивнула:

– Конечно.

Она погладила его по лицу, стараясь запомнить каждую черточку на тот случай, если судьба сыграет с ней злую шутку, и он решит сбросить золотые оковы и стать прежним. Она не будет чувствовать себя спокойно, пока он не вернется.

– До того как ты уедешь, я прошу тебя о последней услуге – довести до конца нашу затею. Мой брат и его жена только что прибыли в Фаллингейт. Необходимо встретить их вместе. Они удивятся, если узнают, что муж так скоро покинул свою жену. Ты останешься?

– Конечно, – ответил он. – Мы обязаны закончить этот спектакль. Нет смысла прерывать его, когда мы почти у цели.

Кэролайн привстала на цыпочки и поцеловала его в щеку. Лукас быстро повернул голову, и их губы соединились. Ее лицо вспыхнуло от внезапного желания. Они не дотрагивались друг до друга, но поцелуй красноречиво говорил о чувствах, которые переполняли их обоих. Наконец он оторвался от жены и посмотрел на нее с интересом:

– Меня всегда удивляло, как сильно я хочу тебя, Кэро!

Она загадочно улыбнулась, полностью успокоившись. Он вернется. Невозможно забыть такой поцелуй! И это приведет его к ней, в дом, который теперь стал и его домом.

Они стояли рука об руку, когда в кабинете появилась чета Уэйнрайт.

– Прекрасно, – сказал Джордж, быстро окинув их взглядом, – какой неожиданный сюрприз, мистер Дэвин. Я никак не ожидал увидеть вас сегодня здесь. Я думал, вы отправились… по делам…

– Здравствуй, Джордж, – холодно прервала его Кэролайн. – Мои приветствия, миссис Уэйнрайт.

Полная матрона заняла боевую позицию рядом с мужем.

– Добрый день, Кэролайн, – сказала она сухо, отказываясь замечать Лукаса.

Кэролайн спросила:

– Я полагаю, вы усомнились, что я действительно исполнила волю отца?

– Ты угадала, Мышка, – сказал Джордж. – Именно так. Видишь ли, мы узнали некоторые факты, касающиеся мистера Дэвина, которые ставят под сомнение ваш брак.

Она слегка покачнулась, и Лукас крепко сжал ее руку. Пока он рядом, ей нечего опасаться.

– Лично меня ничто не беспокоит, – заявила она.

– Что же такое вы узнали, мистер Уэйнрайт? – поинтересовался Лукас.

– Я думаю, лучше всего на этот вопрос сможет ответить вдовствующая графиня Джермейн.

Эта новость лишила обоих дара речи. Лукас и Кэролайн стояли, молча глядя друг на друга. Губы Пруденс дрогнули в ехидной улыбке.

– Что такое, моя милочка? Вы побледнели. Вы, случайно, не больны?

– Гр… графиня Джермейн приехала с вами? – запинаясь, проговорила Кэрол.

– Она появится здесь с минуты на минуту, – ответила Пруденс. – Графиня следует в своей собственной карете. Мы провели ночь в Джермейн-Хаусе. Нас так мило там принимали!

Кэролайн не обращала внимания на полные сарказма комментарии Пруденс. Ее занимало сейчас совсем другое – что скажет графиня? Подняв растерянный взгляд на Лукаса, она заметила его необычайную бледность и то, как стиснуты его губы.