Миллер отвел от шефа взгляд и углубился в чтение газеты. Номер открывался описанием похорон Гульельмо Новака, которые состоялись в цитадели.

— Оперативно, ничего не скажешь! — удивился Миллер.

Репортаж о похоронах был написан горячо, взволнованно. Ниже шли стихи Рамиреса, посвященные Гульельмо.

— Такие стихи они могут печатать и в листовках! — снова воскликнул Миллер.

Остальную часть газеты занимало выступление Орландо Либеро.

— Вполне может случиться, что они последуют твоей рекомендации. — Четопиндо, забирая газету, прикасался к ней осторожно, словно маленький газетный листок мог взорваться у него в руках.

— Выходит, они издают «Ротану» в крепости, — предположил Миллер.

— Возможно. А может быть, и в нескольких местах, попеременно. Мы ничего не знаем, агентура ни к черту, только деньги умеют требовать, — раздраженно проворчал Четопиндо. Он сейчас напоминал преждевременно постаревшего бульдога.

— Вот тебе и мышеловка, — меланхолически констатировал Миллер. — Значит, у них есть связь с внешним миром.

— Говорят, в цитадели есть подземный ход, прорытый еще испанцами. — Четопиндо помолчал и без видимой связи с только что сказанным строго произнес: — Карло, мне нужен порошок.

Миллер вытащил из кармана пробирку и протянул генералу.

— Мало, — покачал головой Четопиндо.

— Послушай, Артуро, не слишком ли много ты начал потреблять этого зелья?

— Я знаю, что делаю.

— Посуди сам, Артуро, — вкрадчиво произнес Миллер. — Ну, используешь ты весь порошок, который у меня имеется, а что потом?..

Четопиндо сощурился.

— Главная твоя ошибка, Карло, в том, что ты склонен недооценивать других людей. Это национальная черта немцев. Вы проиграли войну из-за того, что недооценили русских. Вот и ты своего шефа недооцениваешь…

— О чем ты, Артуро?

— Думаешь, я не понимаю, что у тебя здесь, в Оливии, есть какой-то постоянный источник наркотика?

Миллер попытался было что-то возразить.

— Слушай. — жестом остановил его Четопиндо, — меня вовсе не интересует, откуда, какими путями ты добываешь этот порошок. Мне важно, чтобы ты немедленно раздобыл его. И ты мне его раздобудешь!

Задание Четопиндо — разыскать, откуда свежая вода поступает в цитадель, — оказалось не из простых.

Миллер и четверо его помощников исколесили и облазили все окрестности крепости, но обнаружить источник не удалось. Местные жители относились к пришлым батракам настороженно и в липшие разговоры не вдавались.

Комитет снабдил группу Миллера отличными документами — на эти дела генерал Четопиндо был мастер, — так что ни полиция, ни регулярные части, которые осадили цитадель, их не задерживали.

Пятеро батраков переходили с места на место, кое-где копались, замеряли глубину брошенных крестьянских колодцев, но дальше этого дело не шло.

Миллер часто поглядывал в сторону крепости. Полуразрушенные, но все еще неприступные стены производили грозное и одновременно жалкое впечатление.

Он вспомнил, что впервые о существовании старинной испанской крепости близ Королевской впадины услышал из уст Роситы. Это было в тот злосчастный вечер в ресторане. Росита о увлечением рассказывала о цитадели, она говорила, что каждый закоулок там облазила. Быть может, она в курсе, где источник воды, которым снабжается крепость?

Когда Четопиндо сказал о тайном ходе, ведущем из цитадели, Миллер выразил опасение, что осажденные могут сбежать из крепости.

— Ты не знаешь этих людей, Карло, — усмехнулся Четопиндо, выслушав его. — Все та же недооценка противника. Они нищие, голодранцы, но они горды как испанские гранды. Бегство из крепости — трусость, на это не пойдет ни один из них.

— А к ним может кто-нибудь с воли присоединиться?

— Это — пожалуйста.

Что ж, похоже, генерал Четопиндо и впрямь неплохо разбирался в психологии соотечественников: по данным разведки с воздуха, число осажденных не уменьшалось.

Самолеты несколько раз разбрасывали над цитаделью листовки, которые призывали восставших сдаться правительственным войскам, но пропаганда, как и следовало ожидать, не возымела решительно никакого действия.

Взобравшись на один из холмов, окаймляющих крепость, можно было наблюдать в бинокль размеренную жизнь, которая установилась в цитадели. На веревках сушилось белье, женщины разводили костры, готовили пищу. Мужчины занимались укреплением стен, изготовлением самодельного оружия.

— Чистое средневековье, — заметил агент, которому Миллер дал посмотреть в свой бинокль.

«Сюда бы звено пикирующих „юнкерсов“… А потом проутюжить полдюжиной танков», — подумал Миллер.

На четвертый день поисков ему повезло. На запущенной гасиенде его группа наткнулась на конюха — маленького сухонького старичка, который грелся на нежарком в эту пору года солнце.

Старичок — кроме него в усадьбе никого не оказалось — радушно встретил кочующих батраков. Он явно обрадовался неожиданным пришельцам, которые скрасили его одиночество.

Вечером старик сварил в котле какую-то крутую и острую бурду. Все прихлебывали из котла с видимым удовольствием. Отведал варева и Миллер. После позднего чаепития гости повели со стариком нудный, тягучий разговор о местных заработках, о помещике, который покинул гасиенду и укатил в столицу прожигать жизнь, о житье-бытье в Королевской впадине, о том, где и как можно устроиться на сезонную работу.

Старичок разглагольствовал, «батраки» больше помалкивали, иногда ловко подкидывали вопросы.

Миллер прилег в сторонке, поодаль от костра, укрывшись попоной. Его познабливало — накануне попал под дождь и сильно простыл. Немного согревшись, он задремал.

Агенты старались перевести разговор со стариком на интересующую их тему.

— А тебе приходилось, отец, бывать в цитадели? — осторожно спрашивал агент.

— Эге, где я только не был, сынок, — усмехнулся старик, подбрасывая в костер сухую ветку. Пламя вспыхнуло и осветило морщинистое лицо с глубоко запавшими глазами. — Можно сказать, весь мир обошел. Даже в России побывал.

Агент присвистнул:

— Неужели в России?

— Святой крест! — старик перекрестился и оглядел своих слушателей, которые расположились вокруг костра.

Угрюмый верзила, сидящий рядом, полюбопытствовал:

— Ну, как там, у коммунистов? Правду в газетах у нас пишут, что там все общее, а жизни никакой нет?

— Я ведь давно был там, сынок, — махнул рукой старик. — У них тогда еще царь был… — Старик помолчал, вспоминая пролетевшую молодость.