Оказывается, все его дети знали, что он собирается предложить Кит руку и сердце. Они будут ждать и надеяться на положительный ответ так же, как он сам. Он говорил так долго и так цветисто, что Кит с трудом сумела найти просвет в этой длинной речи, чтобы вставить «да».

— Что вы сказали? — нахмурился он.

— Я сказала, что согласна и уверена, что мы сумеем сделать друг друга очень счастливыми.

Падди поднялся с места, обошел стол, при всем честном народе обнял Кит и поцеловал ее.

Он не поворачивал головы, но чувствовал, что люди опускают ложки, вилки и бокалы и смотрят на них.

— Мы собираемся пожениться, — объявил он, разрумянившись от радости.

— Слава богу, что я уезжаю в пустоши Керри. Я никогда не смогу прийти сюда снова, — сказала Кит, отвечая на улыбки, рукопожатия и даже приветственные крики, доносившиеся из-за соседних столиков.

Саймон Уэстуорд гадал, знал ли его дед, какой неудачный день он выбрал для собственной смерти. Переговоры с Оливией находились в самом разгаре. Вызвать его к одру больного было преступлением. Впрочем, в этом имелся свой плюс. Теперь, когда он стал официальным хозяином Уэстлендса, его позиция упрочится. Саймон пытался сочувствовать одинокому старику, но боялся, что ему передадутся несчастья деда.

Да, конечно, принимать в доме какого-то простолюдина, ставшего мужем Сары, было трудно, однако их ребенок такого отношения не заслуживал.

Ева могла бы стать им хорошей подругой. Если бы девочку холили и лелеяли в Большом Доме, она бы не была такой колючей и обидчивой. Но бедняжку отвергли, после чего ее главной отличительной чертой стала обидчивость.

Саймон не хотел думать о Еве. Эти мысли напоминали ему о том ужасном дне в Уэстлендсе, когда старик окончательно распоясался.

И о Нэн.

Кто-то прислал ему вырезку из «Айриш Таймс» с объявлением о помолвке. Адрес был напечатан на машинке. Сначала он думал, что вырезку прислала сама Нэн, но потом решил, что это не в ее стиле. Она ушла не оглянувшись. И, если судить по объявлению, так и не обналичила его чек. Он не знал, кто прислал заметку, но думал, что это была Ева.

Хитер спросила мать Фрэнсис, придет ли Ева на похороны их дедушки.

Мать Фрэнсис ответила, что вряд ли.

— Когда-то он был очень хорошим, но в старости изменился, — сказала девочка.

— Знаю. — На душе у матери Фрэнсис было тяжело. В Нокглен присылали мать Клер. Пегги Пайн было легко советовать взять плетку и показать этой злыдне, кто в доме хозяин. Но религиозная жизнь строго расписана. Если она не найдет для матери Клер достойное поприще, дело кончится тем, что монастырь взлетит на воздух.

— Мать Фрэнсис, вы чем-то расстроены? — спросила Хитер.

— О Боже, детка, ты действительно двоюродная сестра Евы. У тебя тот же нюх на неприятности. Все остальные школьницы крутились рядом, но ничего не заметили.

Хитер смерила ее задумчивым взглядом.

— Наверное, вам следовало бы больше доверять тридцатидневной молитве. Сестра Имельда говорит, что это безотказное средство. Она молилась за меня, когда я потерялась, и все закончилось хорошо.

Мать Фрэнсис иногда тревожила скорость, с которой Хитер осваивала самые сложные догматы католической веры.

Нэн попросила Джека о встрече.

— Где бы ты хотела увидеться? — спросил он.

— Знаешь Херберт-парк? Это недалеко от тебя.

— А тебе по силам такой путь? — Тон обоих был необычно официальным.

Если бы эту красивую пару увидел посторонний человек, он решил бы, что стал свидетелем очередного летнего романа, и улыбнулся бы им.

Возвращать кольца не требовалось. Как и отменять многие договоренности.

Нэн сказала ему, что отправляется в Лондон. Надеется поступить на курсы модельеров. Ей нужно на время уехать. Она сама еще точно не знает, чего хочет, но зато знает, чего не хочет.

Она говорила бесстрастно и равнодушно. Джек боролся с чувством вины и поразительного облегчения, вызванного тем, что ему не придется жениться на этой мертвой красавице и жить с ней до самой смерти.

Уходя из маленького парка, где рядами росли яркие цветы и слышался стук теннисных мячей, они понимали, что вряд ли когда-нибудь увидятся снова.

В день свадьбы Патси погода была ясной и солнечной. Ева и Бенни помогали невесте одеваться. Клодах должна была прийти и удостовериться, что эти неумехи ничего не испортили.

Посаженным отцом был Пакси Мур. Он сказал, что если Патси предпочтет человека с нормальной ногой, это его не обидит. Он говорит чистую правду; даже может постучать по чугунной ограде церкви. Но Патси не хотела никого другого.

Шафером должен был стать его двоюродный брат Декко, а подружкой невесты — сестра Би. Это создавало видимость семьи.

Достали лучшее столовое серебро, хотя Патси говорила, что пара кузенов Мосси нечиста на руку. На угощение были курица, ветчина, картофельный салат, дюжина видов домашнего печенья и бисквит со взбитыми сливками.

Настоящий пир горой.

Клодах накрасила Патси брови и настояла на косметике.

— Интересно, видит ли меня с небес моя мать? — спросила Патси.

На мгновение три девушки растерялись. Мысль о том, что невеста нуждается в моральной поддержке матери, которую она никогда не видела, и наивная вера Патси в то, что эта женщина находится на небесах, оказалась для них неожиданной.

Бенни громко высморкалась.

— Я уверена, что она тебя видит. И говорит, что ты чудесно выглядишь.

— О боже, Бенни, только не вздумай так высморкаться в церкви. Иначе половину прихода сдует со своих мест, — предупредила Патси.

* * *

В церковь их вез доктор Джонсон.

— Умница Патси, — сказал он, разместив Пакси Мура и невесту на заднем сиденье своего «морриса-коули». — Теперь эта старая карга просто ослепнет.

Именно это Патси и требовалось. Непочтительная фраза доктора доказывала, что мать Мосси проиграла битву заранее.

В то утро Десси Бернс забыл о своем обещании соблюдать умеренность. Он попытался весело помахать новобрачным с крыльца, но сделать это с бутылкой в одной руке и стаканом в другой было трудно. Бернс неловко повернулся и упал. Доктор Джонсон мрачно посмотрел на Десси. Теперь его вызовут зашивать голову этому болвану.

Свадьба была роскошная. Патси пришлось останавливать несколько раз; она то и дело порывалась убирать со стола и ходить на кухню за следующим блюдом.

В четыре часа молодые попрощались с гостями.

Декко должен был отвезти их к автобусу, но Фонси сказал, что ему все равно нужно в Дублин, так что он подкинет новобрачных до самого Брея.