Сделав последний, пятый выстрел, поручик прощально махнул рукой Басманову и запрыгнул на подножку чуть притормозившего рядом «роллс-ройса». Капитан забросил в салон машины чемодан.

Они уносились с площади под аккомпанемент рвущихся бензобаков, озаряемые оранжевыми отсветами столбов гудящего пламени.

– Нормально, Витя! – давясь встречным ветром и восторгом, кричал Юрченко. – Гони по Мясницкой, а там посмотрим! – Передернул затвор пулемета, установил его на гармошке опущенного тента за задним сиденьем. Рядом положил автомат. Откинул крышку чемодана, набитого гранатами и патронными рожками. Забавляясь, подпрыгнул на высоких подушках, проверяя мягкость пружин. В таких автомобилях ему еще не приходилось ездить.

– Гуляем, мать вашу! Эй, ямщик, гони-ка к Яру!.. Лошадей, блин, не жалей!..

Рудников, пригнувшись, с усилием удерживал рвущийся из рук руль. Усмехался щербатым ртом. Резвится паренек. Ну, пусть порезвится. Неизвестно, доведется ли до утра дожить.

Новиков сидел под кустом, устало уронив руки на колени. «Получится или нет?» – думал он, но как-то равнодушно. Напряжение последних суток сменилось вялостью и апатией. Слишком много всего сразу. Опять судьба заставила его стрелять и убивать. А он давно уже не испытывает даже боевого азарта. Но и угрызений совести тоже. Не он первый начал.

Так получится отпереть спасительную дверь? Провожая их в автономное плавание, Антон сказал, что дарит им нетронутую Реальность, в которой не будет ни форзейлей, ни аггров. Он слишком поздно сообразил, что такого не может быть – ведь здешнее время неотличимо от того, что было на самом деле. А разве оно стало бы таким, если бы в нем не действовали пришельцы? Без их вмешательства историческая линия непременно должна уклониться, неизвестно куда, но сильно. Или Антон хотел сказать, что перемещает их в Реальность, ответвившуюся от основной как раз в момент перехода? Чьим же воображением она создана – Держателей, самого форзейля или кем-то из них – им самим, Сашкой, Берестиным? Пока это за пределами разума.

Но раз ему открылась тайна Великой Сети, так, может, и База откроется? Избушка-избушка, стань к лесу задом… Глядишь, так пойдет, и для них игра в Реальности станет повседневным времяпрепровождением. Новиков зябко поежился. Перспектива заманчивой не казалась. Или это просто с непривычки?

Вдалеке послышался звук автомобильного мотора. Низкий, пофыркивающий, какой не спутаешь с гулким рокотом здешних машин, он четко выделялся в ночной тишине, нарушаемой только лаем деревенских собак. По вершинам деревьев заплясал свет сильных фар. Шульгин вышел навстречу, показать дорогу.

Как они ехали, Новиков не запомнил. А Ястребов ориентировался почти свободно. Чтобы не попасться раньше времени на глаза патрулям, он сначала взял еще круче к западу, выехал к Петровско-Разумовской академии, потом переулками Верхней и Нижней Масловки вывел машину к Савеловскому вокзалу. Ехали медленно, почти со скоростью извозчичьей пролетки, включив лишь подфарники. И дорога была не приведи бог, и чтобы лишнего внимания не привлекать раньше времени.

Вадим лежал лицом вниз на ребристом металлическом полу и лишь глухо покрякивал на выбоинах мостовой. Брезентовый тент был поднят, и в таком виде «додж» мог сойти за небольшой грузовик – тогда по дорогам России колесили автомобили десятков моделей, почитай со всех стран Европы. Впереди справа сидел Шульгин с автоматом на коленях. Новиков с пистолетом – позади Ястребова.

Где-то в районе будущей станции метро «Новослободская» корнет остановил машину.

– Как дальше поедем? Можно напрямик – по Тверской. Быстрее будет. Или опять переулками, через Грузины, а то по Дмитровке… Хоть так, хоть этак, а в самый центр лезть придется…

Шульгин привстал с сиденья, выглянул наружу, прислушался. Ночь тихая, глухая, обыватели затаились за стенами одно-двухэтажных домов, ни огонька в окнах, ни прохожего на тротуарах. А где-то далеко рассыпается сухая, отчетливая в неподвижном воздухе дробь.

– «АКМы», – сказал Шульгин. – Не пойму, на вокзалах это или уже на Хитровке…

Андрей тоже вышел из машины. К треску автоматов примешивались похожие на щелчки кнута выстрелы винтовок, то редкие, то вдруг сливающиеся в суматошный перестук. Фронт стрельбы занимал по горизонту сектор градусов в тридцать.

– Где-то там. Хоть бы без потерь наши выскочили…

– Должны суметь, – вздохнул Ястребов. – Ученые, зря под пули лезть не станут.

Гораздо правее и дальше вдруг послышались гулкие очереди пулемета.

– Тоже наши. Не «максим» бьет, «ПК»…

– Хватит стоять, будем прорываться, пока ребята нас прикрывают, – сказал Шульгин. – Садись назад, корнет, дальше я поведу, а ты бери автомат, только без команды не стреляй…

Поехали, все так же медленно и осторожно, освещая булыжники перед капотом подфарниками, лишь изредка и на мгновение включая ближний свет.

Единственное утешение, что сейчас не те времена, когда город научились перекрывать за десять минут. Если даже поднят по тревоге весь гарнизон, то от казарм до места боя пехоте добираться не меньше часа. А с момента, когда Басманов начал операцию, прошел как раз час.

– Давай на Горького, на Тверскую то есть, – предложил Новиков. – И на предельной скорости. Если улицу не загородили баррикадой, прорвемся!

– А чего не по Пушкинской?

– Узкая, маневра меньше…

– Тогда держитесь!

Сашка вдавил педаль акселератора, включил третью скорость и дальний свет. На бешеных для этих улиц сорока километрах промчался через несколько параллельных Садовому кольцу переулков, выдерживая направление чисто интуитивно, и едва не прозевал Тверскую, настолько непохожа она была здесь на запечатленный чуть ли не в подсознании образ асфальтовой, с гранитно-мраморными «сталинскими» восьмиэтажками улицы Горького.

Круто, с заносом, заложил левый вираж, чуть не врезался бортом в похожий на телевизионную антенну, унизанный белыми фарфоровыми изоляторами столб, вышел на осевую, еще прибавил газу.

– Пять минут – и дома! – крикнул Шульгин Андрею, когда нырнули под Триумфальные ворота на будущей площади Маяковского.

Накаркал Сашка, забыл морской закон. В сотне метров от Пушкинской площади на мостовую выскочили несколько темных фигур с винтовками, замахали руками, требуя остановиться.

Может, пока не думая ничего плохого, просто выполняя приказ, то ли документы проверить, то ли реквизировать транспорт для выполнения ответственного задания.

Но Шульгину уже некогда было вникать в тонкости, а у патрульных отсутствовала привычка соразмерять скорость автомобиля со своим поведением на дороге.

Один из них, в плакатной позе, с винтовкой в поднятой руке возник в свете фар и через секунду, отброшенный кованым бампером, глухо плюхнулся на асфальт тротуара. Лязгая и кувыркаясь, отлетела на середину улицы винтовка.