Методичное изучение различных видов холотропных состояний, проводимое в последние десятилетия врачами, использующими психоделическую терапию и мощные виды психотерапии переживания, танатологами, антропологами, аналитиками-юнгианцами, исследователями медитации и отрицательной обратной связи и многими другими, установило, что западная психология и психиатрия, отмахнувшись от мистических переживаний, представив их проявлениями патологии головного мозга с неизвестной этиологией, совершила серьёзную ошибку. Сделанные открытия вдохновили развитие трансперсональной психологии — дисциплины, которая взялась за непредубеждённые исследования духовности на её собственном языке, а не сквозь мутное стекло материалистической парадигмы.

Трансперсональная психология серьёзно исследует и имеет отношение ко всему спектру человеческого опыта, включая холотропные состояния и все области психики: биографическую, околородовую и надличностную. Вследствие чего она более культурно чувствительна и предлагает такой способ понимания психики, который является всеобщим и применим к любому человеческому сообществу и любому историческому периоду. Она необычайно уважительно относится к духовным измерениям существующего и признаёт глубокие потребности человека в превосходящих переживаниях. И в данном случае духовные поиски представляются как понятная и закономерная человеческая деятельность.

Различия между пониманием вселенной, природы, людей и сознания, выработанным западной наукой, и тем пониманием, что встречается в обществах древних и доиндустриальных, обыкновенно объясняются с точки зрения превосходства материалистической науки над предрассудками и первобытным магическим мышлением туземных культур. В связи с этим атеизм рассматривается как искушенное и просвещённое видение реальности, которого туземным культурам ещё следует достичь, когда они получат привилегию западного образования. Но после тщательного изучения этого положения обнаруживается, что причина подобного различия не в превосходстве западной науки, но в невежестве и неосведомлённости индустриальных обществ относительно холотропных состояний сознания.

Все доиндустриальные культуры высоко чтили эти состояния и тратили много времени и энергии на попытки разработать действенные и безопасные способы их вызывания. Они обладали глубоким знанием этих состояний, целенаправленно их совершенствовали и пользовались ими как базовым средством в своей обрядовой и духовной жизни. Мировидение этих культур отражало не только те переживания и наблюдения, что доступны в обыкновенном состоянии сознания, но также и те, что исходят из глубоких духовидческих состояний. Современные исследования сознания и трансперсональная психология установили, что многие из этих переживаний являются подлинным проявлением обыкновенно скрытых измерений действительности и не могут быть отброшены как патологические искажения.

В духовидческих состояниях переживания других реальностей или новых видов на нашу повседневную действительность столь убедительны и неопровержимы, что у индивидов, у которых они происходили, не остаётся никакого иного выбора, кроме как включить их в своё собственное видение мира. Стало быть, именно непроизвольная или методичная подверженность переживанию холотропных состояний сознания, с одной стороны, и отсутствие таковой, с другой, разводит технологические общества и туземные культуры настолько далеко идеологически. Я ещё не встречал ни одного европейца, американца или члена какого-нибудь другого технологизированного общества, кто бы, испытав глубокое переживание сфер превосходящего, продолжал придерживаться мировоззрения западной материалистической науки. И подобная эволюция совершенно не зависит от уровня умственных способностей, типа и степени образованности.

Исследование холотропных состояний вносит значительную ясность в ещё одну область, которая в прошлом имела слишком много отрицания, неприятия и с которой было связано множество недоразумений, — в вопрос о смерти и умирании. И начала подобных расхождений можно обнаружить в представлениях Зигмунда Фрейда. Ведь в своих ранних работах Фрейд придерживался мнения, что вопрос о смерти совсем не имеет отношения к психологии. По Фрейду, «Оно» осуществляет свою деятельность в области, простирающейся за пределы времени и пространства, и потому не знает и не замечает смерти. В этой связи все напасти, которые, как кажется, относятся к смерти, например, такие, как страх смерти, на самом деле таят в себе какие-то иные треволнения: смерть, желаемую кому-то ещё, страх оскопления, беспокойство о потере самообладания или боязнь всепоглощающего полового оргазма (Fenichel, 1945).

В ранние годы Фрейд к тому же полагал, что исходной побуждающей силой в психике является то, что он прозвал «принципом удовольствия», — склонность избегать неудобства и стремиться к удовлетворению. Однако позже, когда он открыл существование явлений, к которым этот принцип оказался неприменимым, таких, как мазохизм, членовредительство по отношению к самому себе или потребность в наказании, такое понимание психики стало для него полностью несостоятельным. И в борьбе с возникающими понятийными трудностями ему пришлось признать, что явления, находящиеся «по ту сторону принципа удовольствия», не могут быть поняты без включения вопроса о смерти.

Так, в конце концов он разработал некую полностью новую психологию, в которой психика представляет собою поле битвы уже не между силами полового влечения и стремлением к самосохранению, но между половым влечением и тем, что он назвал «инстинктом смерти» (либидо и деструдо, или эрос и танатос). И хотя сам Фрейд рассматривал два этих принципа в качестве биологических инстинктов, на самом деле они несли в себе явные мифологические черты, нисколько не в меньшей степени, чем юнгианские архетипы (Freud, 1955, 1964). Но подобная ревизия, которую сам Фрейд выдавал за окончательную формулировку своих идей, не вызвала большого восторга у его последователей. Статистический подсчёт, проведённый Бруном, показал, что из числа последователей Фрейда около девяноста четырёх процентов отвергли теорию об инстинкте смерти (Brun, 1953).

Работа с холотропными состояниями подтвердила общую догадку Фрейда насчёт психологической значимости смерти, но существенно пересмотрев, видоизменив и расширив его представления. Ею не подтверждается существование какого-либо независимого инстинкта смерти, но она выявила, что угрожающие жизни события, такие, как ранения, хирургические операции, утопание в воде, либо дородовые и родовые кризисы, играют важную роль и в развитии личности, и в качестве источников серьёзной психопатологии. Эта работа также обнаружила, что смерть в значительной степени представлена на надличностном уровне психики в виде памяти прошлых жизней, эсхатологических божеств и событий, а также сложных архетипических мотивов, таких, как Апокалипсис или нордический Рагнарёк.

И к тому же стало ясно, что столкновение со смертью в ходе лечения обладает важными исцеляющими, преображающими и эволюционными возможностями. Эти исследования также обнаружили, что отношение к смерти и наступление её срока оказывает важное скрытое воздействие на качество жизни человека, на иерархию его ценностей и его жизненную стратегию. Встреча со смертью в переживании, будь она символической (в медитации, психоделическом сеансе или во время холотропного дыхания) или действительной (при несчастном случае, на войне, в концентрационном лагере или во время сердечного приступа), может вести к мощному духовному раскрытию.