– Прекратите! Мне не к лицу слушать такие речи. Я выбрала свой путь и не сойду с него.

– Но я не уверен, что Господь хочет того же, что и вы. Подумайте – ваш муж умер, и моя жена умерла, а обстоятельства снова свели нас вместе. Я готов отдать за вас жизнь, но лучше прикажите мне посвятить мою жизнь вам. Я богат, знатен, молод и здоров, я сделаю вас счастливой. Я знаю, ваш муж годился вам в отцы, и едва ли вы с ним узнали, что такое любовь. Я знаю, вы выполняли свой долг, как подобает женщине вашего происхождения, но вы не были счастливы. Не торопитесь уходить от мира, не испытав того, что он может вам дать. Станьте моей женой, и я сделаю вас счастливой. А если нет, то через год или два не буду препятствовать вашему желанию и вы сможете уйти в любой из монастырей. Но сначала позвольте мне попытаться сделать вас счастливой на земле, а небесное счастье никуда от вас не денется, Господь умеет ждать. А я больше не могу ждать, не могу терпеть, видя вас так близко. Позвольте мне показать вам блаженство любви, и вы увидите, что сами не захотите расстаться со мной, никогда!

Пока он говорил, Теодрада лежала неподвижно, одним ухом слушая его и лихорадочно соображая, что делать. Согласившись назваться его женой, она сама себя загнала в ловушку. Теперь хоть обкричись: хозяева не станут вмешиваться в дела гостя и его жены. А чем ей помогут две монахини? Добрые сестры из Святой Троицы превратились в нежеланных свидетелей. Как она сможет вернуться в монастырь, если все там узнают, что, едва выбравшись за его стены, она предалась блуду с чужим мужчиной, в то время как должна была думать только том, что ей поручено? Какой позор – для нее, женщины королевской крови, вдовы, послушницы! Лучше смерть под норманнскими клинками.

Чувствуя, что она расслабилась, Хильдемар тоже несколько ослабил хватку и положил ладонь ей на грудь, надеясь, что пробудившееся в молодой женщине влечение заставит ее покориться. А она неожиданно отпрянула к краю кровати и спрыгнула, путаясь в пологе и одеяле. Под ноги ей немедленно попалось какое-то спящее тело, она перескочила через него и метнулась в угол, где спали монахини.

– Вы не посмеете подвергнуть насилию женщину королевской крови, – задыхаясь, произнесла она, вполголоса, невольно стараясь не разбудить людей и избежать огласки. – Вам не простят этого ни епископ Рейнульф, ни мои родные, ни сам король. Сам Господь покарает вас, если вы задумали такое зло в отношении его служанки.

– Никого из них здесь нет, – Хильдемар тоже спрыгнул с кровати и шагнул к ней. – А когда ваши родные и даже король узнают, что вы уже были моей и даже, возможно, зачали моего ребенка, они сами предпочтут обвенчать нас как можно скорее. Вы не дочь императора Карла, которым было позволено рожать от придворных и оставаться коронованными голубками, чистыми, как едва распустившийся цветок. Вы сами не знаете, от чего бежите. Стены монастыря в наше время не защита – вы не думали, что стало с прочими сестрами в Святой Троице, когда туда ворвались норманны? Вам рассказать? Вам рассказать, что с вами стало бы, останься вы там и даже прими уже постриг? Поверьте, это в двадцать раз хуже, чем то, что вам предлагаю я. Вас ждала бы участь гораздо более позорная и мучительная, и ни епископ Рейнульф, ни родные, ни король вас не защитили бы, как не защитили они ваших сестер. Я там был после захвата города и все видел. А я сумею защитить свою жену. В этом не сомневайтесь. Со мной вы сохраните жизнь, честь и добродетель гораздо вернее, чем в любом монастыре. Я обеспечу вам жизнь, для которой вы рождены.

– Я не имею права распоряжаться собой! Мою судьбу решают только Бог и король!

– С ними обоими я договорюсь. Но мне нужно иметь залог вашего согласия связать со мной судьбу.

– И вы собираетесь добыть этот залог силой?

– Я собираюсь добыть его любой ценой. Я не из тех, кто отступает. И я…

– Но чем же вы тогда лучше норманнов, этих исчадий ада, язычников и насильников? Вы, благородный франк, сын графа, христианин…

– Погодите! – Хильдемар вдруг поднял руку и прервал ее, и Теодрада замолчала, потому что тоже уже какое-то время слышала из-за двери непонятный шум.

Еще во время их спора она смутно различала вроде бы стук в ворота усадьбы, какие-то голоса во дворе, слышные сквозь щели в ставнях. Теперь шум переместился внутрь дома: в переднем покое раздавались голоса, вроде бы, самого хозяина, и еще другие, мужские голоса. Оба сына сеньора Майнрада находились в королевском войске, из мужчин в доме оставались только слуги, но эти голоса были слишком уверенными для слуг.

– Похоже, еще кто-то приехал, – сказал Хильдемар. – Эй, Ведо! – он оглянулся и толкнул ногой своего оруженосца, лежащего на полу. – Быстро встал, ленивая тварь! Поди узнай, что там такое.

От шума уже многие проснулись. Теодрада отошла назад к кровати и присела, завернувшись в накидку. Ее била дрожь от волнения: только что она пережила посягательство на ее тело и ее честь, а тут еще какой-то ночной переполох. Мысль о норманнах не шла у нее из ума. И хотя она не очень-то верила, что пешие отряды варваров сумеют их догнать, в голове засело сказанное Хильдемаром об участи оставшихся в Сен-Кантене монахинь. Раньше она не думала об этом, но ведь он прав. Останься она в городе… Какого ужаса она избежала! И на миг мысль о том, чтобы приобрести мужа и защитника, показалась ей соблазнительной. Но Теодрада отбросила ее. Король повелел отвезти ее в монастырь, ее родные тоже считали это наилучшим выходом. Господь руками аббатисы отослал ее из Сен-Кантен и спас, а то, что по пути к ней присоединился виконт Хильдемар – скорее происки дьявола, чем проявление Господней воли.

Тем временем оруженосец вернулся.

– Там приехал еще один сеньор, – доложил он. – Какой-то Теодебальд из Бельвилля, и с ним его люди.

– Много людей?

– Вроде десятка два будет. Я видел человек пять – из них трое точно норманны.

При этом слове все встрепенулись. А Теодрада напряженно вспоминала. Теодебальд из Бельвилля… Она помнила виконта Бельвилльского, который не раз посещал графа и графиню Амьенских, когда Теодрада жила у них перед замужеством. И его звали Теодебальд… или Теодеберт, может быть, но как-то так. По тем посещениям он показался ей благородным, достойным, добрым и честным человеком. Да, она отлично его помнит. Невысокий, с полуседыми кудрями и большим горбатым носом, виконт Бельвилльский обходился с ней с почтительностью преданного слуги и добротой многодетного отца. У него самого, помнится, детей было пять или шесть, и они воспитывались у графа Гербальда, как и положено отпрыскам его знатных подданных. Вот кого она избрала бы в спутники и защитники гораздо охотнее, чем Хильдемара!

Теодрада приободрилась. Мысль о том, что совсем рядом находится такой верный друг, придала ей сил и смелости. Нужно лишь подать ему знак, что она здесь и нуждается в помощи.

Хильдемар тоже несколько расслабился. Для него не было новостью, что иные сеньоры, растеряв на полях сражений собственных людей, нанимают норманнов из пленных или отбившихся от своих, иной раз целые дружины с мелкими вождями во главе, которые считают более выгодным получать серебро как плату за службу, не осаждая города и монастыри. Никакого Теодебальда из Бельвилля он не знал, но от обладателя этого имени не ждал для себя никакой опасности.