Жан сидел перед костром, горевшем на торфе, в пастушьем и охотничьем домике по дороге к Дрейклендскому замку. Огонь испускал мягкое красноватое сияние, и аромат горящего торфа наполнял длинную комнату Стойла, примыкавшие к жилым комнатам и находившиеся с ними под одной крышей, сейчас были пусты, коров ради безопасности угнали подальше. Дрейкленд не был неприступным, по сравнению с великими нормандскими замками, где Жан оттачивал свое мастерство, он был легкой добычей, почти лачугой, но это не имело значения. Мейлиру Фицгенри не удастся расправиться с ними так легко, как он ожидает.

Погода была туманной, серой и мрачной. В такой день можно было с легкостью поверить в ведьм, колдующих над котлами с кипящим зельем, и гадать, не селки ли эти темные силуэты голов, появляющиеся вдоль береговой линии, — заколдованные юные девушки, одетые в вывернутые наизнанку тюленьи шкуры. Он погрел руки о кружку с горячей медовухой, подул на нее и сделал глоток. Его рыцари и сержанты были заняты тем же, сгрудившись у огня в молчаливом ожидании. Они подготовили ловушку. Люди Мейлира думают, что в Дрейкленде никого нет, потому что Жан с его людьми на севере, разбираются с еще одной группой разбойников. А не знал Мейлир того, что большая часть рыцарей Маршала была здесь и ждала их, а с ситуацией на севере справился Хью де Лейси, и его шестьдесят пять рыцарей, и еще более двух сотен солдат, стоящих под его знаменем.

Едва Жан сделал глоток, как внутрь проскользнул ирландский разведчик, спотыкаясь, подошел к нему и прошептал, что им удалось выследить отряды Мейлира, приближающиеся к Дрейкленду.

— С ним еще его сын, — сообщил следопыт. — И Филипп Прендергасткий.

При этих словах глаза Жана заблестели.

— Значит, убьем одним выстрелом даже не двух, а трех зайцев, — сказал он, и, вставая, созвал своих оруженосцев и командиров. Некоторые из более молодых рыцарей, потерявшие друзей по время нападения на Ньютаун, готовы были немедленно выехать навстречу врагу, но Жан, подняв руки, призвал их к осторожности.

— Ваш час пробьет, — сказал он, — но нельзя дать вашему рвению подвести вас. Это как с невестой в брачную ночь: кто сильно спешит, кончает ей на бедра, еще не вставив.

Его слова вызвали взрыв хохота, особенно когда он обнажил свой меч и протер его мягким лоскутом кожи, однако предупреждение было сделано вполне внятно и в форме, понятной каждому. Сердце Жана колотилось, как бешеное, и он заставил себя дышать глубже, как сделал бы его хозяин. Каждый знал, что должен делать, каждый исповедался, причастился и был готов к сражению. Нужно было только, чтобы Мейлир приблизился и заглотил наживку.

Жан сел на коня и надел шлем, Джордан последовал за ним, его рыже-карие глаза блестели.

— Если мы сможем захватить Мейлира, считай, мы выиграли, — сказал он. — Его никто из тюрьмы выкупать не станет. Ему конец.

Мейлир подогнал к Дрейкленду телеги с осадным снаряжением, включая две камнеметалки и дюжину лестниц. Его войско было разношерстным сборищем валлийцев, ирландцев и нормандцев, некоторых из них прислали его вассалы, но большинство были наемниками. Филипп Прендергастский и Дэвид де ла Роше, приплывшие на том же корабле, что и Мейлир, тоже предоставили ему своих людей — из владений, только что пожалованных королем. Они были не слишком счастливы, что рыцари Вильгельма предпочли остаться и сражаться, и, подъезжая к замку, творили о своем неудовольствии открыто.

— Это не имеет значения, — пожал плечами Мейлир. — Они таким образом утратили свои земли, и как вы считаете, кто окажется теперь в выигрыше? Они не могут быть повсюду одновременно. Дрейкленд — не крепкий орешек. — Он скривился, глядя на Прендергаста: — Вы недолго раздумывали, прежде чем принести Иоанну присягу, чтобы получить здешние земли.

Прендергаст надменно приосанился.

— И я держу свою клятву. Не пытайтесь задеть меня разговорами о преданности.

Мейлир начал было возражать, но горячие слова застыли пеплом у него на губах, когда он увидел двигающиеся им навстречу отряды и узнал серебристые гребешки Дэрли, серебро на голубом д’Эвро и шевроны Саквилей.

— О Господи, — проскрипел Прендергаст, — они должны быть на севере, разве нет? У ваших следопытов глаза, должно быть, на заднице.

Мейлир вытащил из-за пояса свой боевой топор и закрутил петлю его ремешка вокруг запястья.

— Мы должны были рано или поздно с ними встретиться, — прорычал он. — Они англичане, они ничего не знают о том, как сражаются в Ирландии.

— Осенью они кое-что знали, — мрачно отозвался де ла Роше, обнажая свой меч. — Нас заманили сюда, это ловушка.

Отряд Маршала ринулся вперед, стремя к стремени, сомкнув щиты, древки копий вытянуты вперед. Времени не было. Мейлир перебросил свой щит на левую руку и скомандовал своим людям держать строй.

Их напор был подобен кулаку, бьющему прямо в лицо. Мейлир сражался против ирландцев с Ричардом Стронгбау и знал все о том, как держать строй, но тогда он выступал против военачальников-ирландцев, которые ездили с голыми ногами на неоседланных лошадях. А сейчас он сражался против вооруженной до зубов конницы. Эти люди проливали свою кровь на полях сражений и рыцарских турнирах во Фландрии и Нормандии, а их ненависть к Мейлиру и Прендергасту была горячей и неукротимой.

Мейлир вонзил шпоры в бока своего скакуна и с ревом бросился на Жана Дэрли. Он свалил с ног солдата пехоты, сбросил с седла младшего командира и наконец оказался достаточно близко к цели, чтобы вонзить свой топор в лошадь Дэрли. Удар пришелся животному в шею, в незащищенное широкой кожаной перевязью место. Лошадь попятилась и осела, а потом повалилась, болтая ногами. Мейлир надеялся, что Дэрли окажется на земле под умирающей лошадью, но его выбило из седла, и он быстро вскочил на ноги. Наемник бросил в него свой топор, но Дэрли закрылся от него щитом, потом, все так же прикрываясь щитом, пнул нападавшего ногой и сделал стремительный смертоносный выпад мечом. Мейлир набросился на него, но рыцарь ударил его коня щитом по морде. Конь встал на дыбы, и Мейлир, в свою очередь, оказался выброшенным из седла. На какое-то время он растерялся, и, прежде чем пришел в себя и встал на ноги, меч Жана Дэрли был уже у его горла.

— Все кончено! — выдохнул Дэрли. — Ты сдашься безоговорочно, или я всю твою жизнь по капле разолью по этой земле. Клянусь, я не стану медлить. И твоего сына ждет та же участь.

Мейлир смотрел на него ненавидящим взглядом, сощурив глаза.

— Я сдаюсь, — он выплюнул эти слова, точно проклятье. — Но ты и твой род никогда на этой земле процветать не будете.

Лицо рыцаря в алых веснушках крови озарилось презрительной улыбкой.

— Я бы испугался, — сказал он, — если б все сделанные тобой до сих пор предсказания не оказались пустой болтовней.

Изабель в большом зале в Килкенни с отвращением смотрела на брошенного к ее ногам связанного человека. Она, не обращая внимания на боль в спине и угрожающие сокращения ее утробы, вышла из своих покоев, чтобы поприветствовать победителей. Мейлир был в крови и синяках, очевидно из-за падения с лошади, хотя на этот счет у Изабель были сомнения. Щелкнув пальцами, она велела сиять с его рук и ног тяжелые железные оковы. Они больше служили тому, чтобы унизить Мейлира, чем не дать ему убежать, и выполнили свою задачу. Изабель понимала, что, как бы сильно ей этого ни хотелось, держать королевского юстициария в цепях было неразумно.