Рамсон плюнул ему в лицо.

Керлан выпрямился, невозмутимо вытер плевок, как будто это была попавшая на щеку капля подливки.

– Кажется, это уже личное, Рамсон, – благодушно сказал он, но Рамсон знал, что это был самый опасный тон. – Посмотрим, что ты скажешь об этом.

По знаку Керлана в комнату вошли двое членов Ордена и поставили Рамсона на колени. От ударов кнута он чуть не потерял сознание. Но лишь когда его лицо опустили в ведро с темной водой, начались настоящие пытки.

Рамсону хорошо было известно ощущение того, что ты тонешь. Будучи кадетом в Брегоне, он уяснил, что инструктора в Блу Форте не тратят время на то, чтобы рассказать своим подопечным о прихотях и законах моря. Их учили нырять, плавать, лежать на воде, но не тонуть. В океане они задерживали дыхание, отрицая потребность в воздухе, и иногда едва не захлебывались.

Только после смерти Ионы Фишера Рамсон понял, что никто не может по-настоящему научиться тонуть.

Это случилось за месяц до эмбаркмента – главного экзамена в карьере брегонского кадета. В двенадцать лет, на пороге вступления во взрослую жизнь, каждый из них проходил через суровое с психологической и физической точки зрения испытание, за ходом которого наблюдала комиссия из заслуженных офицеров военно-морского флота. Каждому классу присваивался ранг, информация об этом печаталась в газетах, и капитаны судов Брегонского флота приезжали, чтобы выбрать одного из кадетов и взять его стажером к себе на корабль.

Ровно за месяц до этого Рамсон получил письмо. Оно было составлено лекарем и пришло из маленького городка Элмфорда.

Его мать умирала. Причиной болезни была грязная вода, которую пили бедняки. Она вызывала розовую сыпь, боли в желудке и, на последней стадии, высокую температуру.

Его мать послала за лекарем, только когда у нее начался жар.

Силы покинули Рамсона прямо в столовой Блу Форта. Кадеты училища редко посещали дом – максимум раз в год, – но Рамсон ни разу не бывал в родном городе с тех пор, как на пороге появился отец и увел его посреди ночи.

Рамсон до сих пор помнил выражение лица матери – смесь ужаса и страха, как будто она ждала этого момента. В ее каштановых волосах уже виднелись седые пряди, появившиеся от тяжелой жизни. Ее карие глаза (у него были глаза матери) умоляюще смотрели с порога.

Но его отец отвернулся и больше не оборачивался. Так же повел себя Рамсон.

Он побежал прочь из столовой. Его ноги стремительно несли его вперед, и он думал, что никогда не сможет остановиться. Мимо двойных железных дверей, сквозь арки на улице, пока он не оказался на пристани. Океанические волны блестели, как драгоценности, в лучах солнца. Ему нужно было отвлечься, избавиться от мыслей на некоторое время.

Рамсон нырнул в океан и поплыл.

Когда он вынырнул, то увидел мальчика, ждущего его на пирсе.

– Не хочешь поговорить? – спросил Иона, лениво вычерчивая ногой круги на воде.

Рамсон взобрался на нагревшуюся поверхность пристани и рассказал другу все. С его волос капала вода, а солнце высушило его, пока кожа не стала липкой от соли. Накатывали волны, принося с собой особый запах океана. В воздухе кружили чайки, и ветер разносил их крики. День был такой прекрасный, что в этом просматривалась какая-то злая ирония.

– Я знаю, где можно достать лекарство, которое ей поможет, – сказал Иона, выслушав Рамсона.

Волны плескались у деревянных оснований пирса. Рамсон затаил дыхание.

– Откуда?

– Розовая лихорадка. В моем городе ее еще называют болезнью бедняков. Ее вызывают грязная вода и пища.

Иона откинул голову назад, прищуривая глаза от солнца, подобно коту.

– Лекарство от нее есть в Блу Форте. Оно слишком дорогое, чтобы снабжать им все города и деревни. Его берегут для флота. Для тех, на кого не жалко его тратить. Лекарство хранят на складах.

Конечно, Иона знает такие вещи. Его искренне интересует все, что происходит в Брегоне, особенно это касается экономики, торговли и распределения ресурсов.

В груди Рамсона зародился лучик надежды.

– Мой отец, – сказал он, поднимаясь на ноги. – Он знает, где оно лежит. Он…

Иона схватил его за лодыжку.

– Твоему отцу глубоко плевать на твою мать.

– Он сделает это ради меня, – разозлился Рамсон.

– Не будь наивным.

– Не будь таким жестоким! – крикнул Рамсон. – Ты этого не понимаешь, потому что у тебя никогда не было семьи!

Глаза Ионы потемнели, а брови нахмурились.

– Все я понимаю. Ты моя семья, Рамсон. Мой морской брат и мой лучший друг. Для тебя я сделаю что угодно.

Рамсон отдернул ногу, как будто его обожгли.

– Подожди, Рамсон, – начал Иона, но того уже и след простыл.

Он бежал мимо ольхи в саду Блу Форта, направляясь к кабинету своего отца. Штаб флота располагался в соседнем с академией здании, но кадеты почти никогда туда не заходили. Рамсон иногда проходил мимо вместе со своими одноклассниками и украдкой рассматривал затененный двор, решетчатые окна и надеялся хоть мельком увидеть отца.

У входа стоял человек. Сердце Рамсона подпрыгнуло при виде песочных волос и статной фигуры отца.

– Адмирал! – окликнул он. Его отец не отзывался ни на какие обращения, кроме этого. – Адмирал…

Отец обернулся. Тень от ольхи скрывала его лицо. Теперь Рамсон увидел, что он с кем-то беседовал. Рядом стоял темноволосый командующий первым флотом. Отец Рамсона хотел, чтобы сын произвел на него впечатление на экзамене. Если бы все пошло по плану адмирала, Рамсон вступил бы в ряды Первого флота и нес службу на корабле командующего Даллона.

Лицо Рорана Фарральда оставалось непроницаемым, даже когда он увидел сына.

– Мне нужно с вами поговорить, – тяжело дыша, сообщил Рамсон.

Роран Фрральд слегка прищурился.

– Я очень занят.

– Прошу, сэр!

– В другой раз!

Роран Фарральд отвернулся и пошел следом за командующим Даллоном.

– Моя мама умирает! – выпалил Рамсон. – Прошу, ей нужна ваша помощь.

Роран Фарральд замер. Он стоял спиной к Рамсону, но даже в тени садовых деревьев можно было заметить, как он напрягся. Командующий Даллон тем временем беспристрастно наблюдал за сценой.

Роран Фарральд немного повернул голову; Рамсон видел его четко прорисованный профиль, угловатый и аскетичный.

– И какое же отношение, – тихо начал он, и слова его пронзали как легкий бриз, колышущий листья деревьев, – твоя мать имеет ко мне?

Когда отец ушел, Рамсон так и остался стоять на том же месте, под раскачивающимися ветками ольхи. Листья шелестели на ветру, и их тени плясали вокруг Рамсона. Яркое пламя его сердца в тот день превратилось в камень. Когда он вернулся к Ионе, он говорил тихо и по делу.