Рамсон не сразу понял, что кричал он сам. Иона лежал неподвижно, и его тело безвольно тряслось, как кукольное, под натиском Рамсона. Единственное, что Рамсон видел в тот момент, – беспросветно черные глаза друга, широко распахнутые от удивления, его темные волосы, разбросанные по полу, как перья ворона. Это не имело смысла – Иона, лежащий на полу, кровь, беззвучно собирающаяся в лужи, древко стрелы, торчащее из его груди. Всего несколько секунд назад он был жив, кричал.

Рамсон не забыл эту сцену, она была высечена в его памяти. Его отец и остальные офицеры мрачно перешептывались, а его утащили стражники. Луна была невозможно яркой, в ветвях ольхи завывал ветер и хлестал его по лицу.

Его отвели в комнату, которая казалась ему и знакомой, и незнакомой одновременно. Темно-бордовые стены были увешаны портретами счастливого семейства. Младшая дочка смеялась, ее золотисто-каштановые локоны сияли. Рабочий стол из вишни был чистым и холодным на ощупь. Все в комнате было дотошно организовано, прибрано и лишено тепла.

Кабинет его отца.

Дверь захлопнулась. В руки Рамсона вложили кружку с чем-то теплым и пахучим.

– Шокодал с бренди, – произнес прохладный баритон Рорана Фарральда. – Пей.

Рамсон склонился над чашкой, и его вырвало.

– Ты бесхребетный, – услышал он комментарий отца. – Ты собираешься блевать всякий раз, когда увидишь смерть человека?

– Почему я еще жив? – шепотом спросил Рамсон.

– Сирота признался. Он тобой манипулировал. Тебя накажут, но основная вина лежит на нем. И с ним поступили, как того требовал закон.

– Закон…

Руки Рамсона тряслись, и он поднял взгляд на отца.

– Я собирался украсть лекарство, – прошептал он. – Я говорил тебе, что моя мать больна.

Роран Фарральд смерил Рамсона холодным, как сталь, взглядом.

– Иона Фишер был приговорен к смерти за незаконное проникновение на территорию государственного объекта, организацию преступной деятельности с привлечением несовершеннолетнего…

– Ты знаешь, что это неправда. – в глазах Рамсона стояли слезы. – Это все моя вина.

Он снова услышал ровный голос Ионы, когда тот брал на себя вину за преступление, совершенное Рамсоном. Снова увидел блик света на наконечнике стрелы, отскакивающую тетиву лука, вращающееся в воздухе оперение летящего прямо на него древка.

И он присел.

– Я убил его, – он запинаясь произнес эти слова и замер.

– Нет, – пробурчал Роран Фарральд и сжал своими пальцами подбородок сына так сильно, что там могли появиться синяки.

Во взгляде его была печаль.

– Ты так слаб, глупец. Ты что, не видишь? Ты должен вынести из этого урок, если планируешь чего-то добиться в этом мире. Дружба – это слабость. Существуют только союзы, которые можно расторгать, если это для тебя выгодно. – он понизил голос. – Из каждой трагедии, каждой потери можно что-то для себя извлечь. И ты, и я знаем, что Фишер бы уделал тебя на Эмбаркменте. Поэтому он умер в очень подходящее время. Теперь тебе присвоят…

За спиной Рорана о стену разбилась кружка. Шоколад с бренди стекали вниз, как кровь. Рамсон стоял на ногах, руки его тряслись. Медленно томящийся в нем гнев достиг точки кипения, и Рамсон неожиданно для себя начал кричать на отца.

– Мой лучший друг – мой морской брат – умер, а ты только и можешь думать о каком-то проклятом экзамене?

– Такие люди, как я – как мы, – не могут тратить свое время на дружбу и любовь.

– Моя мама…

– Скончалась, – спокойно закончил за него Роран.

Рамсон поперхнулся и чуть не задохнулся от ярости, но он хотел, чтобы отец почувствовал его боль – почувствовал хоть что-то. Он в спешке подыскивал слова, которые, как ножи, можно было вонзить в сердце отца.

– Ты поэтому не стал помогать? Потому что она не стоила твоего времени?

Отец лишь посмотрел на него холодно и рассудительно.

– Как, по-твоему, я добился всего того, что сейчас имею? – спокойно сказал Роран. Слова его были правдивы, и это приносило боль.

Не может быть. Не может быть. Голова шла кругом. Руки Рамсона нащупали стену и пытались за нее ухватиться. Роран отошел назад и отвернулся.

– Я избавился от слабостей – дружбы, любви, – потому что я знал, что существуют более важные вещи.

Рамсон задыхался.

– Власть и мое королевство, мальчик. Вот что я получил, сделав выбор. И я бы никогда его не изменил.

Когда отец снова повернулся к нему, глаза его были темными и пустыми, как смерть. Рамсон увидел отражение того, чем он мог стать. Человек-демон, бесчувственный, помешанный, способный уничтожить любое препятствие на своем пути. Способный убить невинного ребенка. Способный позволить женщине, которую он когда-то любил, умереть.

Роран Фарральд выпрямился, отводя руки за спину. Адмирал, воин, бесстрашный предводитель во плоти.

– Это цена, которую мы и подобные нам люди должны заплатить, мальчик. Вот что это.

На следующий день Рамсон Фарральд не явился на занятия. Солдаты и разведчики, которых послал его отец, не обнаружили никаких следов. Казалось, что за ночь он исчез и они пытались найти призрак.

Подобные нам люди.

С каждым жгучим ударом кнута, с каждым удушающим погружением в ведро с темной водой, правда становилась более очевидной. Рамсон сбежал к Аларику Керлану, брегонскому дворянину, превратившемуся в подпольного лорда, человеку, которого годами пытался уничтожить Роран Фарральд, потому что он надеялся использовать его против отца. Ярость противника – твой меч: научись им управлять. Его надежда – твой щит: используй ее против него. Это было любимой боевой мантрой отца, которая его и погубила. Ирония сама по себе уже была успехом.

Но скольких людей отправлял Керлан в этот подвал, чтобы сковать их цепями, избивать и пытать? Скольких аффинитов его Орден приговорил к пожизненному рабству? И все это время Рамсон помогал ему вести дела и управлять портами, руководил его кровавыми сделками и был образцовым мальчиком на побегушках.

Он лишил себя друзей, любви, сочувствия и стыда. Он заключал бесчисленные союзы и разрывал их, как только они становились ему невыгодны. Хорошим людям он наносил удары в спину, аферистов обводил вокруг пальца, крал у воров, врал лжецам.

Это цена, которую мы и подобные нам люди должны заплатить.

Он сам стал демоном, которого той ночью он увидел в отце. Он стал тенью чудовища – Аларика Керлана. И несмотря на то, что эти двое сражались по разные стороны линии фронта, Рамсон теперь видел между ними сходство. Жестокие. Заботящиеся только о себе. Нарушающие клятвы. Аморальные. Беспощадные.

Подобные нам люди.

«Нет», – с жаром подумал Рамсон в порыве внезапного озарения. «Я не такой».