Тем не менее, даже если эти эволюционные соображения объясняют, почему по одним людям мы горюем, а по другим нет, нам по-прежнему не ясно, откуда в принципе возникает настолько сильное негативное чувство. Биологи выдвигают гипотезу, что многие негативные эмоции могли развиться для настройки последующих решений. Например, казнясь о том, что плохо с кем-то обошлись, мы даем себе эмоциональную установку в будущем обходиться с людьми лучше. Однако в случае чьей-то смерти это вряд ли оправдано, поскольку мертвые уже не могут участвовать ни в каком социальном взаимодействии. И все же, возможно, именно в этом аспекте и заключается то, что ускользает от человеческого сознания. Как я уже предполагал, в присутствии мертвого тела какие-то когнитивные механизмы по-прежнему функционируют так, будто человек все еще с нами. Так что, хотя общего объяснения для горя у нас нет, может быть, в нем удастся лучше разобраться, если исходить из того, что лишь некоторым из наших когнитивных систем смерть представляется концом.

Горе не единственный процесс в эмоциональной сфере, вызываемый присутствием мертвого тела. Как показали эксперименты Кларка Барретта, наше понимание смерти опирается в основном на интуитивные представления об одушевленности, сформировавшиеся в контексте избегания хищников. И хотя современные дети мало знакомы или вообще не знакомы с этим явлением, именно в этом контексте их интуитивные представления легче всего выявляются и обладают наибольшей четкостью, позволяя нам взглянуть на соответствующие эмоции под новым углом. Сторонники теории «управления ужасом» утверждали, что источником ужаса служит смертность как таковая. Однако исследования систем логического вывода позволяют предположить, что гораздо более вероятным источником интуитивных представлений и эмоций служит боязнь оказаться объектом охоты. По сути, мертвая добыча – это всего лишь одна из разновидностей мертвых тел. Однако наши интуитивные системы могут интерпретировать это с точностью до наоборот, считая добычу понятным объектом, а другие мертвые тела представляя по аналогии. Значит, если вид трупа вызывает ассоциации с чем-то мучительным, возможно, причина кроется в том, что мертвец в какой-то степени воспринимается как жертва охоты.

В первой главе я высказывал предположение, что многие религиозные явления обязаны своим существованием скрытым механизмам релевантности. То есть, если определенная тема или объект активно провоцирует умозаключения в разных системах сознания, вероятность стать объектом культурного внимания и дальнейшей доработки для нее повышается. Именно так, судя по всему, происходит с мертвыми телами. Их присутствие в силу разных причин активирует разные системы сознания. Релевантная концептуальная интерпретация интуитивных представлений, поставляемых нашей системой защиты от заражения, дает повод считать их заразными; они вводят нас в ступор, поскольку интуитивные выводы разных систем не согласуются между собой; они эмоционально окрашены в силу нашего личного отношения к ним; они пугают, поскольку активируют схемы избегания хищников.

Давайте еще раз вспомним каталог шаблонов сверхъестественного. В одной из категорий неодушевленный объект (как правило, рукотворный, но бывает и природный) обладает интенциональными характеристиками: например, статуя, которой молятся люди. В примерах Карло Севери шаман куна обращается к выстроенным в ряд статуэткам, предположительно понимающим то, что он говорит на их особом языке. Во многих местностях способностью понимать разные ситуации и поступки людей наделяется некая скала или дерево. Все эти верования требуют особого мысленного усилия, поскольку противоестественные свойства этих объектов малоубедительны. Чтобы возникло убеждение, будто Мадонна исцеляет, а статуэтки будут сражаться с духами, множество людей должны определенным образом, обеспечивающим объекту всеобщее внимание, объединить массу противоестественных сюжетов. Это и в самом деле нелегкий труд.

Однако мертвое тело – объект иного порядка, поскольку не рукотворен, не требует особых усилий для встречи с ним и неизбежно оказывает ощутимое когнитивное воздействие. Мертвое тело приковывает внимание, что бы мы о нем ни думали. Его когнитивное воздействие происходит от того, что наша система досье и система распознавания живых существ рождают несопоставимые представления об умершем, усиленные горем в сочетании со страхом пасть жертвой хищника.

Нам нет нужды придумывать для человеческого сознания какие-то специальные «метафизические» основания бояться недавно умерших и считать любой контакт с ними заразным или внушающим трепет. Эти интуитивные представления и эмоции порождаются сформировавшимися в ходе эволюции системами, которые действуют независимо от наличия у нас особой религиозной концепции усопших. Аналогичным образом мы и без религиозной идеологии получаем противоречивое представление об умерших как о несомненно присутствующих рядом с нами и одновременно далеких. Это противоречивое впечатление создается двумя системами сознания, которые выдают несопоставимые интуитивные выводы об умерших. И все это никак не зависит от религиозных убеждений. Умершего делает особым объектом сочетание разных интуитивных установок. Одна психическая система представляет труп как источник невидимой и не поддающейся описанию опасности, другая выдает умозаключения о взаимодействии с ним, а третья предполагает у него отсутствие целей и возможности взаимодействия, и, наконец, обстоятельства смерти могут внушать страх сами по себе.

Неудивительно, что души мертвых, их тени и призраки – самый распространенный вид сверхъестественных сущностей во всем мире. Эта формула (восприятие умерших нашими системами логического вывода = сверхъестественная сущность) – простейший, а значит, наиболее успешный способ передачи концепции сверхъестественного субъекта. Конечно, во многих местностях к этой простой формуле добавляются более сложные представления о других сущностях – богах или духах, не бывших когда-то людьми. Однако замена «базового» уравнения в таких усложненных версиях происходит очень редко.

В некоторых случаях представления о мертвых ассоциируются с понятиями сверхъестественного особым образом – как в доктринах «спасения души», которые кажутся такими близкими христианам, иудеям и мусульманам и в какой-то степени соотносятся с концепциями индусов или буддистов. Это ни в коем случае не универсальная особенность религиозных представлений о смерти, а скорее специфическая идеология, сочетающая определенное понятие о «душе», обладающей личными характеристиками, особую «судьбу» этой души, систему зависимости этой судьбы от нравственного облика и сложную картину влияния прошлых поступков человека на происходящее с душой в дальнейшем. Все это наблюдается лишь в некоторых областях мира, в основном под воздействием определенных письменных теологических доктрин – к этому мы еще вернемся в одной из следующих глав. Но что есть, то есть: это лишь одна идеология из многих, получающих высокую когнитивную значимость благодаря вовлечению эмоций и представлений, которые обычно возникают у нас в присутствии мертвых.

Особенности умерших придают некоторым понятиям сверхъестественного релевантность по причинам, довольно далеким от потребности в утешении. Так что, возможно, религия ведает не столько смертью, сколько мертвым телом. Разумеется, мертвые – это не единственный доступный источник интуитивных представлений о могущественных субъектах, владеющих стратегической информацией и способных на противоестественное физическое присутствие. Однако они порождают богатый урожай таких интуитивных представлений в силу особой организации нашей психике и, увы, нескончаемого потока этих реально существующих, но противоестественных объектов.