- Не вижу необходимости, - сухо ответил Смирнов.

- А ты не считаешь это подлостью? - глаза Аллы Феоктистовны сузились.

- Это необходимо для дела, неужели не понятно?

- Но они погибнут, и ты это знаешь наперед! - возмутилась Алла Феоктистовна.

- Да! Скорее всего, погибнут, и что теперь делать? А? Что, по-твоему, важнее - жизнь трех человек или миллионов? Ты давай, подумай и правильно расставь приоритеты! - завелся шеф разведки, - Думаешь, мне легко это осознавать? Но дело есть дело! Инна и Олег не новички и знают, на что идут. Реально, понимаешь, реально оценивают ситуацию.

- Тогда почему ты не хочешь говорить им о Конхене? - повысила голос Алла Феоктистовна.

- Алла, ты сама-то понимаешь, что говоришь?

- Я тебя ни грамма не понимаю, и логику твою дурацкую тоже понять не могу!

- Да о мече вообще никто не должен знать!!! Никто!!!

- Но, Олег и Инна должны! - настаивала на своем Алла Феоктистовна.

- Короче, - Смирнов рубанул ладонью воздух, - Ева идет со своим заданием, ребята со своим.

- Но…

- Все, я сказал…"

Константин Григорьевич устало закрыл глаза и провел по ним пальцами, словно пытался прогнать прочь воспоминания. Но они назойливыми картинками вновь возникали перед его внутренним взором. Машина ехала еле-еле, потихонечку убивая надежду, что пробка скоро закончится.

"… Инна оставила в покое свой маникюр.

- Константин Григорьевич, может все же пожалеть девушку?

- То есть?

- Давайте не будем оставлять ее одну. Жалько…

- Своей жалостью, Инна, ты и Еву и себя погубишь.

- Да я такой макияж себе сделаю, что мама родная не узнает. Олег и без меня справится, а я за ней все ж приглядывать буду.

- Ты неисправима, Инна, просто мать Тереза.

- Ага, представитель корпуса сестер милосердия, - сострил Олег.

Инна подскочила и отвесила ему легкий подзатыльник:

- Цыц!

Смирнов покачал головой и фыркнул:

- Дети… Где ваша серьезность-то в конце концов? Вы хоть осознаете, на что подписались?

- Чай не глупые, Константин Григорьевич, все прекрасно понимаем, - ответил за двоих Олег.

- Вы понимаете, что в случае провала, с вами не станут церемониться и попытаются выудить информацию любым способом?

Инна поморщилась, словно съела лимон:

- Не хотелось бы этого, конечно, но… - она вздохнула, еще раз осмотрев свой маникюр на правой руке, - Но боль выносить умеем…"

Смирнов с тоской всматривался в еле ползущую вереницу машин. Рассчитывал за час добраться до дома, а получается, что и за два не доехать. Водитель включил радио, отыскав "Юмор-FM", он стал подхихикивать над очередным анекдотом.

- Слышь, мужик, - обратился он к пассажиру, - ты чего такой неразговорчивый?

- А? - Константин Григорьевич оторвался от воспоминаний, - Простите, не понял.

- Чего тут непонятного? Чего молчишь, говорю. Скучно.

- Я не клоун, чтобы веселить, - шеф отдела разведки недовольно поморщился от наглости водителя, - Я вам деньги за проезд заплатил, так что еще от меня надо?

- А ты не хами, не хами, - завелся водила, - Ишь, какой важный тут расселся, ему с человеком пообщаться, видите ли, в падлу!

Вступать в полемику с раздухарившимся водителем Смирнову ой как не хотелось. Константин Григорьевич хоть и не являлся сторонником применения магии в личных целях, но безвыходная ситуация вынудила его это сделать. Щелкнув пальцами, он "отключил" таксиста, оставив в его сознании только то, что нужно довезти пассажира до указанного адреса.

"- Как ты будешь потом с этим жить, Костя?

- С чем?

- С ложью в сердце, с чувством вины, - Алла Феоктистовна встала и прошлась по комнате.

- Она справится со своей задачей, - задумчиво произнес Константин Григорьевич и тут же поправился, - Они справятся.

- Почему ты выбрал именно ее, Еву? Ты же изначально не знал, что она Избранная.

- Не знал, - согласился разведчик.

- Так почему?

- Ева идеально подходила на эту роль: не замужняя, одинокая, сирота к тому же.

- Угу, прекрасный ягненок для заклания, - скептически заметила Алла Феоктистовна.

- Кто-то должен был на это пойти. Так почему не она?

- По твоим глазам вижу, что не договариваешь что-то, - Алла Феоктистовна подошла вплотную к Смирнову и пристально посмотрела на него.

- Спиши все на мою интуицию, - предложил тот, - Не поверишь, но внутри что-то подсказывало мне выбрать именно ее, когда я перебирал анкеты с фотографиями претендентов на роль "жертвенной овцы", как ты говоришь.

- Не "овцы", а ягненка, - уточнила Алла Феоктистовна.

- Да какая разница, смысл от этого не меняется, - отмахнулся Смирнов, - Странное дело, но когда я в первый раз взял в руки ее фото…

Константин Григорьевич замолчал, словно перебирая в памяти, возникшие тогда ощущения. Алла Феоктистовна с интересом наблюдала за ним. Он словно пробовал их на вкус: странные, мягкие, приятные, сравни с радостным ожиданием чуда в новогоднюю ночь, но в то же время с легкой горчинкой. Смирнов мотнул головой.

- Мда… Понимаешь, Алла, мне показалось тогда, что я где-то встречал эту девушку.

- Вполне вероятно, - пожала плечами Алла Феоктистовна, - Она с детских ногтей при нашем университете, не исключено, что ты пересекался с ней.

- Не-е-ет, - протянул Константин Григорьевич, - это другое, словно откуда-то из прошлого.

- Ну, не знаю, - развела руками женщина, - И это дает тебе право отправлять ее на это бессмысленное задание?

- Она Избранная, понимаешь? Ей все равно придется туда идти, хотим мы этого или нет, - Смирнов сделал ударение на слове "придется".

- Так скажи ты об этом Инне и Олегу, они, если что, подстрахуют.

- Нельзя, понимаешь, нельзя! Представь, что ребят все же там ждут, и не дай Бог, возьмут. Дальше что? Сама догадаешься или я должен разжевывать?

- Они ни слова не скажут, - обиделась за Инну с Олегом Алла Феоктистовна.

- Я не сомневаюсь в ребята, отнюдь. Другое дело, когда в ход дознания пустят магию, и очень сильную. И тогда - пиши пропало".

Таксит, словно марионетка, вел машину, тупо глядя на дорогу. Когда наконец-то удалось миновать развязку на МКАД, движение заметно ускорилось. Константин Григорьевич приоткрыл окно машины и закурил.

Неужели все, что он сделал - одна сплошная ошибка? Черт возьми! Ведь он так был уверен в том, что поступает правильно. По всей видимости, выходит, что так считал только он один. Вот и международный Совет обвинил его в грубейшем нарушении.