– Не будем кататься, – мрачно сказал Дмитрий Евгеньевич. – Яуже вчера катался, и вообще, зря мы сюда приехали!

Алиса посмотрела на него.

Все было ясно.

Она поднялась на цыпочки и сунулась к его уху.

– Дим, – прошептала она в это самое ухо, – Дим, давай сейчасже заберем ее домой, а? Где этот твой Борис, который тебе обещал продать ее занаши пятнадцать тысяч?

– Ты сошла с ума, – выпалил Долгов.

Почему-то он точно знал, что именно она скажет, и даже был кэтому готов.

– Дим, вы просто созданы друг для друга! Ты и эта машина!Ну, посмотри же на нее! Ну, она прямо твоя. Она больше ничьей быть не может.

То, что Алиса говорила теми самыми словами, которыми Долговдумал, его потрясло. Он даже себе не смел признаться в том, о чем думал, а онапроизнесла вслух.

А как же… нормальная жизнь, которая должна грянуть, когдазакончатся гормоны?! Гипофиз и лобные доли?! Быть может, надпочечники?! Он жевсе знает о жизни, он врач, ученый и окончательный, бесповоротный материалист!

– Мы не можем ее себе позволить, – пробормотал Долгов. Вконце концов, он никогда не сдавался без боя. – У нас даже на ужин неостанется!

– У нас останется моя зарплата! – Она потянулась ипоцеловала его. – А на ужин мы купим три литра кефира и выпьем! Дим, ну что тыломаешься?! Мы должны ее забрать! Лучше всего прямо сегодня.

Он заплакал бы, или подхватил бы ее на руки, или прижал ксердцу, или опустился перед ней на одно колено – если бы он все это умел. Но онне умел.

В эту минуту он отчетливо понял, что все и всегда будетхорошо – и к черту гипофиз и лобные доли вместе с надпочечниками! Гормоны тутни при чем.

Теперь я точно знаю, что такое любовь!..

– Дим!

– Я тебя люблю, – сказал он неловко. И от первого допоследнего слова эта незамысловатая и не слишком новая фраза была чистойправдой. – Поняла?

– Поняла, – согласилась Алиса, глядя ему в глаза.

Долгов проездил на этой машине года три. Потом были другие,и ни одну из них он не обожал так, как свою «lady in red», в присутствиикоторой он раз и навсегда поверил в то, что любовь есть.

И доказательств никаких не нужно. Просто она есть, и всетут!..

По дороге он заехал к Абельману. Тот оперировал, и на местеего не было.

– Дмитрий Евгеньевич, – удивленно сказала секретарша АннаИвановна и в волнении поднялась ему навстречу. – А Эдуард Владимирович вбольнице! Его сегодня вообще не будет, он не собирался сюда!..

Прием Абельман вел в новеньком, с иголочки, медицинскомцентре на Сретенке, где были бесшумные лифты, светлые коридоры, ковры, вазы иохранники.

– Я знаю, – Долгов улыбнулся секретарше, которая сокружающим великолепием никак не вязалась, была простенькой, седенькой, снатруженными руками в синих венах. – Я, собственно говоря, именно к вам, АннаИвановна!

– Ко мне?! – переполошилась она и прижала руки к груди,словно намереваясь помолиться. – Как же это вы… ко мне, Дмитрий Евгеньевич?!

Он продолжал улыбаться, и она вдруг засуетилась, выбежалаиз-за стола и стала спрашивать, не хочет ли профессор кофе или, может быть,поесть. Она не знала, что Эдуарда Владимировича не будет, и приготовила емуобед, потому что он приезжает из больницы страшно голодный! Она всегда ждет егос обедом, хотя ему и поесть некогда, он только заходит, а у него уже очередьсидит!

– Разогреть надо, я моментально, Дмитрий Евгеньевич!..

И она сделала движение, намереваясь броситься в кухоньку,чтобы разогреть Долгову обед.

– Спасибо, не нужно, Анна Ивановна!

– Да как же не нужно, вы ведь тоже, поди, после операции!..

– Анна Ивановна, вы записываете всех, кто звонит ЭдуардуВладимировичу на этот телефон?

Секретарша моргнула. Вообще-то она была медсестрой, полжизнипроработала в больнице вместе с Абельманом, и тот взял ее в свой медицинскийцентр, когда ему понадобился человек, который отвечал бы на звонки иподдерживал офис в порядке.

Он перевел ее в секретарши, определил зарплату вдвое большетой, которую она получала в больнице, и рабочий день с девяти до шести. АннаИвановна считала Абельмана своим ангелом-хранителем, не уставала егоблагословлять и ставить за него в церкви свечки на все православные праздники.

– Зачем?! – веселился циничный, непочтительный и грубый Абельман,любитель неприличных анекдотов. – Я ведь не православный!

– Бог у нас один на всех, – строго отвечала Анна Ивановна. –И он все видит! И вашу доброту к нам, простым людям, без внимания не оставит!

То, что секретаршей была махонькая старушенция с пучком назатылке, а не юная красавица с персиковым загаром, как-то по-новому открылоДолгову глаза на однокурсника.

Вот так-то, милый мой, думал Долгов после визитов кАбельману в офис. Всех ты учишь быть расчетливыми, вечно ты ноешь, что денегтебе мало заплатили, вечно ты про состоятельных больных рассуждаешь и про то,что врач должен быть циничен и ко всем вопросам подходить с точки зрениясобственной выгоды!.. Вот ты Анну Ивановну на работу взял – нашел выгоду?Мальчишке на прошлой неделе заячью губу оперировал, все отказались, а тывзялся, случай уж больно нерядовой. А мальчишкина мать бухгалтершей наконсервном заводе служит – и здесь тоже выгоду нашел?!

Анна Ивановна с грохотом уронила со стола какую-то папку.Долгов быстро поднял.

– Промашку я допустила, да, Дмитрий Евгеньевич? Какуюпромашку-то?.. Говорите сразу, не мучьте!

– Никаких промашек, что вы! Просто мне нужно посмотреть, ктозвонил Эдуарду Владимировичу двадцать шестого июня. – У секретарши былперепуганный вид, и Долгов решил ее успокоить. – У моей жены как раз деньрождения двадцать шестого июня.

Он вспомнил тот день и поморщился от отвращения к себе.

После двадцать шестого в триста одиннадцатой больницепоявился Евгений Иванович Грицук, жизнь встала на дыбы и понесла!..

Больной умер, Дмитрий Евгеньевич во всем обвинял себя, и сАлисой они ужасно поссорились именно после двадцать шестого!.. Долгову былоневыносимо об этом вспоминать, особенно сейчас, когда все опять стало хорошо икогда он так сильно ее любил!..

– Я знаю про день рождения вашей супруги, – не моргнувглазом, сказала Анна Ивановна. – Мы всегда букет посылаем Алисочке! ЭдуардВладимирович покупает, а я отсылаю!

Долгов засмеялся – приятно было вот так, среди дня, вдруг поговоритьоб Алисе – и секретарша приободрилась.

– А можно мне посмотреть звонки за двадцать шестое?