– Птицы-шпионы, – объяснила Рен, обращаясь к Тео. Ей показалось, что он испугался. – Прилетают нащелкать фоток в альбом генералу Наге.

Тео покачал головой:

– Рен, это была не птица-шпион, а стервятник. Когда я служил в Зеленой Грозе, у нас была целая стая таких. Они используются для разведки боем.

Девчонки смотрели на него, не понимая. Это часто случалось, когда Тео, забывшись, переходил на военный жаргон.

– Рен, эти птицы приспособлены для атаки! Я думаю, твои друзья в опасности…

Птицы Зеленой Грозы, безусловно, в то утро усиленно интересовались тем, что происходит в развалинах. Том занимался упаковкой сокровищ, найденных среди металлолома, готовясь перевезти их в Новый Лондон, и постоянно слышал звяканье тревожного колокола, призывающего лондонцев поскорее убраться с открытого места. К обеду возле столовой висели еще три дымящиеся тушки птиц-шпионов – их пристрелили из электрических ружей патрули, потому что птицы проявляли слишком большой интерес к Родильному отделению.

Том радовался, что победа над птицами-Сталкерами поднимает лондонцам боевой дух, но невольно задумывался – разумно ли это? Не вызовет ли исчезновение птиц еще больше подозрений у тех, кто отправил их в развалины?

Чадли Помрой посоветовал ему не изводить себя.

– В Грозе считают, что мы – просто кучка бездомных, и птицы ничего такого не видели, что бы этому противоречило. А если бы даже и подглядели, у грозовиков сейчас и без того есть о чем беспокоиться. Пока они соберутся отправить к нам дирижабли, Новый Лондон будет уже далеко.

Том незаметно постучал по дереву. Он знал, что лондонские инженеры изо всех сил трудятся над отладкой двигателей, но невольно вспоминал вчерашнюю неудачу. Что, если и следующее испытание провалится?

Жаль, что он не в силах помочь чем-нибудь более существенным. Когда Чадли Помрой предложил ему должность Главного историка, Том был растроган до глубины души и очень серьезно отнесся к сбору экспонатов, но он понимал, что работу эту для него специально придумали. На самом деле она была не такой уж необходимой. Новый Лондон – город, созданный для будущего, а не для прошлого.

После обеда Помрой засобирался в Родильное отделение, и Том вызвался пойти с ним. В конце концов, он столько раз чинил «Дженни Ганивер», наверняка у инженеров найдется для него несложное задание – что-нибудь припаять или контакты зачистить. Но не успели они и на тридцать шагов отойти от Крауч-Энда, как снова зазвонил тревожный колокол.

– Квирк милосердный! – вскрикнул Чадли Помрой, поворачивая назад, к столовой. – Как можно вообще что-то сделать, когда без конца прерывают? Я уже думаю написать суровое письмо генералу Наге. Объясню ему, что добрые соседи так себя не ведут…

Том привык уже видеть в небе птиц-Сталкеров, но эти новые трупы, вывешенные на всеобщее обозрение, выбивали его из колеи. Поторапливая Чадли Помроя, он глянул вверх – и, оказалось, не зря. Птицы вернулись с подкреплением, и теперь это были не крохотные точки в вышине, а черные силуэты, приближающиеся с огромной скоростью, словно снаряды, пущенные прямо из солнца.

– Ложись! – крикнул Том и сбил с ног Чадли Помроя.

В ту же секунду птица пронеслась над ними. Стальные когти едва не задели макушку старика. Снова зазвонил тревожный колокол, и на дороге к Родильному отделению люди с криками бросились в разные стороны. Из Крауч-Энда с электрическим ружьем в руках выбежал Сааб Пибоди. Недавно он сбил птицу-шпиона, и теперь ему явно не терпелось прибавить к своим трофеям еще одну. Птица спикировала на него сверху и вцепилась острыми как бритва когтями в лицо. Ослепнув и отчаянно крича, Сааб выронил ружье. Другие птицы метались над огородом, сшибая подпорки для гороха и преследуя напуганных детей, которых учителя пытались загнать в Крауч-Энд, подальше от опасности. Но даже и там, среди уютных домиков, хлопали мертвые крылья.

Том наблюдал это, дрожа всем телом. Он старался, как мог, прикрывать Чадли Помроя. Сааб лежал на земле без сознания. Электрическое ружье откатилось всего на несколько шагов. Будь Том помоложе, наверняка схватил бы его и вытворил что-нибудь героическое, но сейчас он ужасно боялся нового приступа, и птиц тоже боялся, причем так сильно, что едва мог пошевелиться.

Когда началась птичья атака, Рен, Тео и Кэт только-только вышли из-за холмов металлолома к западу от Крауч-Энда. Они услышали звон колокола, и девчонки застыли на месте, не понимая, что происходит: внизу метались люди, убегая от стремительных птиц.

– Там папа! – сказала Рен, увидев Тома, распростертого на земле рядом с Чадли Помроем.

Она обернулась к Тео, но Тео уже и сам увидел Тома и бегом кинулся к нему. Рен едва могла его рассмотреть против солнца в мелькании птиц.

Кэт всхлипнула от страха. Рен выхватила у нее арбалет и отщелкнула предохранитель. Эти лондонцы все время строили из себя великих вояк, но на самом деле для них все было игрой; они еще не видели настоящего насилия. А Рен видела, и, хотя понимала, что после будет трястись как желе, сейчас она была абсолютно спокойна. Она прицелилась в птицу, пикирующую на Тео, и пробила ее стрелой за миг до того, как птица достигла цели. Одна арбалетная стрела не убьет птицу-Сталкера, но силой удара ее отбросило в сторону, и Тео побежал дальше, так и не узнав, что ему грозило.

А птица переключила внимание на Рен. Та выдернула из колчана Кэт еще одну стрелу, но заново взвести арбалет уже не успевала – птица доберется до нее быстрее. Рен бросила арбалет, схватила из кучи лома у обочины искривленный кусок железной трубы и шмякнула птицу, уже нацелившуюся на нее когтями. Кэт тоже подобрала какой-то железный обломок, и они вместе расколошматили бьющуюся на земле птицу.

Тео, пробежав уже половину расстояния до Тома, вдруг сообразил, что не представляет своих дальнейших действий. Он побежал, потому что хотел показаться храбрым в глазах Рен, и еще он всегда считал, что мистер Нэтсуорти не в состоянии сам позаботиться о себе. По земле скользили птичьи тени, в лужах мелькали отражения крыльев. А у Тео и оружия-то нет…

Неподалеку от Тома и старика на земле лежало серебристое ружье. Тео нырнул рыбкой и дотянулся до него, чувствуя, как когти рванули воздух над самой головой. Перекатился, перехватил ружье поудобнее, нашарил спусковой крючок в хитросплетении проводков и трубок. Лучше бы это было что-нибудь попроще – все солдаты знают, что кое-как восстановленные олд-тековские штучки-дрючки крайне ненадежны. Но Тео сказал себе: не до жиру – и прицелился в пролетающую птицу. Нажал, надеясь, что это действительно спусковой крючок; из ружья ударила молния, и дымящаяся птица шлепнулась к его ногам. Обалдев от неожиданности, Тео встал и навел ружье на другую птицу. Когда он сбил четвертую, лондонцы начали его замечать, но они уже и сами стреляли. Из таких же, как у него, ружей с треском вылетали разряды, повсюду падали обугленные птицы, перья сыпались дождем.

А потом внезапно все закончилось. Последняя птица улетела на восток, держась на такой высоте, что ее не доставали электрические разряды. Колокол все звонил и звонил, пока кто-то не сказал дежурившей возле него девушке, что уже можно остановиться. Люди, настороженно озираясь, выползали из нор и щелей, отряхивали ржавчину с одежды, молчаливые и бледные от потрясения. Раненые стонали, звали друзей на помощь…