Сэр Торнбьерн буркнул:

– Вот сами и говорите! Дьявол – это по вашей части.

Лоенгрин переспросил:

– Сам дьявол? Здесь, в Брабанте?

Сэр Торнбьерн придержал священника, что собирался что-то промямлить уклончивое, ответил с твердостью:

– Может, и не сам дьявол, но один из его могучих демонов – точно! Да, он питаем этой кровью и – Господи, сохрани нас!.. – если выйдет на волю, сотрет с лица земли весь Брабант, и смертная ночь ужаса и страданий воцарится в мире…

Лоенгрин спросил быстро:

– Святой отец! Что нужно, чтобы его остановить?

Священник замялся, а сэр Торнбьерн, покосившись на него, предположил:

– Не кормить его кровью?

Лоенгрин смотрел на священника требовательно, тот развел руками.

– Не знаю… Перестать на том поле лить кровь – это еще не все.

– А что еще?

– Не знаю, – повторил он. – Крови пролито слишком много. Демон уже пробудился.

– Он поднимется во плоти? – спросил Лоенгрин.

– Да, – ответил священник.

– Остановить сможем?

– Это… это будет очень тяжелая война.

– Не сражение?

– Нет, война.

Лоенгрин спросил с нажимом:

– Святой отец, не прячьтесь в кусты, дьявол вас найдет и там. Что нужно сделать?

Священник тяжело вздохнул.

– Ваша светлость… только святость миролюбия и вера в Господа могут его остановить.

– А победить?

– И даже лишить силы снова. Но я не вижу пока этой силы.

Лоенгрин покачал головой.

– Святой отец, – произнес он с блеском в глазах, – эта сила… есть.

– Ваша светлость?

– Мы и есть эта сила, – произнес Лоенгрин торжественно. – Святой отец, нужно собрать всех священников Брабанта! Там, на том пропитанном человеческой кровью поле, мы отслужим общую мессу мира во славу Господа и запрем выход Злу из преисподней именем Христа. Поручаю это вам! Да-да, моим именем начинайте собирать всех священников и всех монахов.

Лоенгрин терпеливо ждал, пока молоденькая служанка вычесывает ему роскошные волосы, слишком густые, чтобы зубцы не застревали тут же, а она торопливо выпутывает их, стараясь не причинять ему боль. Ее грудь под тончайшей рубашкой постоянно колышется у него прямо перед глазами, он задерживал дыхание и старательно смирял плотские позывы.

Девушка наконец отбросила гребешок с длинными тонкими и частыми зубцами, взяла с более редкими, но и те застряли на втором же взмахе.

Она охнула, снова взялась осторожно выпутывать его золотые волосы, от нее пахнет зовуще сочным молодым телом, голосок милый и щебечущий, а еще чувствуется, что ей самой очень нравится ухаживать за молодым господином, оказывать ему услуги и чувствовать, что ее милые ловкие пальчики доставляют ему удовольствие.

– Не дергайтесь, – приговаривала она весело, – а то будет больно… Вот так лучше, с той стороны уже волосы в порядке, теперь нужно с этой… Ужас как все перепутаны, что вы с ними делали?

– Это не я, – ответил он виновато, – это ветер.

– Вот видите, даже ветру нравится играть с вашими волосами. Только он все запутывает, а я распутываю, но и ему и мне это в радость… Госпожа еще не проснулась?

Он покачал головой.

– Похоже, в Брабанте все любят поспать долго.

Она залилась мелким игривым смешком.

– Это верно, но это не относится к слугам. Огонь нужно разжигать затемно, да и воды успеть наносить из колодца…

– А еще расчесывать господ, – сказал он в тон. – Бедненькая.

Она заулыбалась, на щеках появились милые ямочки.

– Нет, расчесывать мне в удовольствие! Я и раньше могла бы встать. А то и не вставая… расчесывала бы…

Он вздохнул, отстранился.

– Хорошо, достаточно. А то если чересчур хорошо, то меня сороки украдут. Пойду пройдусь вокруг замка. Я его еще не осмотрел как следует снаружи.

Она сказала щебечуще, словно ничего не случилось:

– Нарвите цветов, там у северной стороны растут дивные ромашки.

Он спросил в недоумении:

– Зачем? Растут и пусть растут.

– Госпоже, – посоветовала она деловито. – Она любит цветы. Особенно ромашки за их простоту и скромность.

Он подумал, кивнул.

– А-а-а, ну тогда нарву, конечно. Рад, что за цветами для Эльзы не нужно забираться на высокие горы или мчаться в далекие страны.

Ее глаза загорелись любопытством.

– А что, полезли бы и на гору?

Он пожал плечами.

– А почему нет? Я бывал на вершинах.

Она ахнула.

– Высоких?

– Всяких. Разных.

– За цветами?

Он поморщился.

– Почему за цветами? Кроме цветов, там еще и кое-что поинтереснее. Например, горные великаны, драконы… Ну ладно, если герцогиня спросит обо мне, скажешь, что скоро приду.

Он быстро прошел к двери, толкнул ее и пропал в коридоре, только слышались быстрые удаляющиеся шаги. Она вздохнула, собрала с гребня золотые волосы, тщательно скатала их и перевязала шелковой нитью. У знатных рыцарей есть обычай хранить в медальоне волосы своих любимых женщин, так вот она, когда сумеет завести себе медальон, будет хранить в нем эти волосы и рассказывать завидующим подругам, что это волосы ее любимого, имя которого Лоенгрин, рыцарь Лебедя…

Лоенгрин вышел из здания, прищурился от ярких лучей солнца, что ненадолго выбралось из-за туч. К нему быстро подошел Перигейл, коротко и по-деловому поклонился.

– Ваша светлость?

– Сэр Перигейл, – ответил Лоенгрин.

– Ваша светлость, – сказал Перигейл, – вам нужно подобрать второго хорошего коня, ибо рыцарь без запасного коня почти не рыцарь. У меня есть парочка на примете, но вам нужно будет самому посмотреть очень внимательно. Один очень быстрый, а второй – сильный.

Лоенгрин спросил:

– А можно и сильного, и быстрого?

Перигейл хмыкнул.

– Тогда еще и выносливого заодно? Увы, Господь почему-то распределяет достоинства скупо. Как среди коней, так и среди людей.

Лоенгрин поинтересовался медленно:

– А что за слухи, что с той стороны реки появился некий жеребец, что по ночам вытаптывает посевы, а затем исчезает? Насколько это выдумка?

Перигейл сдвинул плечами.

– Думаю, что это больше похоже на правду. Край здесь еще дикий, встречается всякое. Может быть, и жеребец остался от старых времен… Только вы же паладин, вам с нечистой силой дела иметь нельзя…