– Да они все какие-то долбанутые, эти журналисты. Пулю хотят схлопотать, – процелил, наблюдая за оператором, сержант, – что ты возишься, придурок… Давай обратно уже, поехали!

Леонид, подхватил сумку за широкую лямку и забросил ее на плечо. После чего, повинуясь непонятному порыву, поднял объектив камеры и прижался глазом к мягкому резиновому обрамлению видоискателя. Большой палец автоматически лег на пупырышки кнопок. Тихий щелчок – и красный кружок, появившийся в правом верхнем углу экрана видоискателя, показал, что пошла запись. Леонид сам не понимал, что его заставило это сделать. Он просто стоял и снимал. Он чувствовал, что ему надо еще несколько секунд. Что он хотел увидеть, вглядываясь в зернистое изображение на маленьком экранчике видоискателя? Оператор не знал.

Над улицей плыли рассеивающиеся остатки пыльного облака вперемешку с растрепанными и полупрозрачными языками сизого дыма от догорающего пожара. Окончательно выглянувшее, наконец, солнце, до этого момента прятавшееся за оранжевой пеленой пыли, быстро разогрело воздух, и его теплые потоки подхватывали сиротливые перья дыма, унося их куда-то вверх и в сторону. Дрожащее марево, многократно усиленное камерой, будто превратило окружающее пространство в мираж. Леонид пытался запомнить эту картину, словно прощался с Багдадом навсегда. Он уже готов был опустить камеру, как заметил в этом жарком, непрерывно и неустанно текущем мареве какое-то непонятное, странное движение. Он приблизил изображение до максимума и камера чуть не выпала у него из рук. Серый, как призрак, в качающихся волнах горячего воздуха, делающего его совсем похожим на бесплотный дух, в конце улицы стоял Сергей Бойченко, тяжело привалившись к стене дома. В первый момент Леонид просто не поверил своим глазам. Оператор убрал камеру и, прищурившись, посмотрел в конец улицы, будто намеревался разглядеть фигуру невооруженным глазом. Он снова прижался к видоискателю, но никого уже не увидел.

Сзади раздался очередной вопль. Впрочем, крики и не прекращались – из турели орал что-то матерное пулеметчик, а из открытой двери кричал Павел. Тоже что-то малоцензурное. Но Леонид их попросту не слышал. Когда он увидел в кадре человека, он перестал реагировать на внешние раздражители. Оператор поднял камеру и снова вгляделся в изображение. Никого. Наверное, решил он, это действительно был мираж. Показалось. Игра света и тени. Жестокая, но… Несморя на жару, мужчину обдало странным холодом. Стоп. У него же идет запись! Можно посмотреть! Леонид остановил съемку и, с трудом попадая дрожащими пальцами по маленьким кнопочкам на панели управления, «вернулся» на минуту назад. Если это обман зрения, – мысли скакали в голове бешеным табуном, – если мне показалось… Вот. Да. Леня нажал паузу и вперился в экран.

– Лёня, твою мать! Быстро в машину! Мы уезжаем! – надсаживал глотку Павел, – уедем же без тебя!

– Чего он делает? – обернулся с переднего сиденья Родион. – Куда это он?!

Оператор, вместо того чтобы забраться, наконец, в салон машины, не особенно аккуратно положил свою камеру на землю и побежал в противоположную сторону.

– Да чтоб тебя! – Павлу не оставалось ничего другого, как выбираться из автомобиля и броситься следом, – Леня, ты что, перегрелся что ли?

Леонид ничего не слышал. Тяжело дыша, он бежал вдоль улицы. Пару раз он споткнулся, наступив на острые камушки. Оператор не оборачивался, но в какой-то момент ему показалось, что сзади его кто-то догоняет. Но Леонид решил, что это не чьи-то шаги, а просто кровь стучит у него в ушах. Вот тут. Тут.

– Ты живой?!

Сложно было представить, что это был Бойченко и что он был жив. Его, попросту, трудно не узнать. Леонид даже поразился тому, как он с такого расстояния, хоть и с помощью оптики, разглядел в мельком увиденном силуэте знакомые черты. Весь, с головы до ног, покрытый толстым слоем пыли, полулежащий, полусидящий возле обломка стены, Сергей не подавал признаков жизни. В нескольких местах сквозь пыльную корку на его одежде пробивались бурые пятна. Было очевидно, что это кровь, но не понятно, правда, чья. Руки были изодраны так, что Леонид подумал было что на руках у Сергея старые, прохудившиеся перчатки. На лице кое-где застыли потеки крови, а правый глаз скрывала набухшая гематома. В голове оператора промелькнула страшная мысль, что он опоздал, как вдруг лежащий кашлянул и застонал.

– Сережка… Сережка!

На колени рядом с раненым бухнулась Надя. Она вытащила из кармана курточки пластиковую бутылку и, вылив себе в ладошку немного воды, стала осторожно смывать грязь с лица Сергея. Тот дернулся и слегка приоткрыл глаза.

– Сережка, родной мой, я думала, что ты… что ты…

Голос девушки дрожал, она была не в состоянии произнести страшное слово. Курочкина всхлипывала и продолжала обтирать мокрыми ладошками лицо Сергея, стараясь не расплакаться по-настоящему.

– Помирать… команды… не было… – просипел тот в ответ.

Леонид обернулся и посмотрел туда, где оставались машины. К ним спешили еще трое человек. Одним из бегущих был Павел, он нес в руках его камеру.

– Санитар! – заорал им оператор и что есть силы замахал руками, – нам нужен санитар!

Всю дорогу до «Лоялти» Надя держала Сергея за руку, будто боялась, что он снова куда-то пропадет. Бойченко разместили в грузовом отсеке одного из броневиков и пол-дороги, не обращая внимания на тряску и ухабы, над ним колдовал медик роты «Альфа». Ко всеобщему удивлению, у Сергея, чье спасение все оценили как самое настоящее чудо, серьезных ран не было. Только сильные ушибы и порезы мягких тканей. Это если не считать существенной контузии… Спецназовец пришел в себя довольно быстро и даже попытался воспротивиться капельнице, которую санитар поставил ему сразу же, как только его подтащили и загрузили в машину, но Курочкина мягко удержала Бойченко, и тот сдался на милость победительнице, позволив ей самой держать прозрачный пластиковый пакет. Только теперь, оставив где-то позади разрушенный до основания бункер, заваленное навсегда непроглядно черное подземелье, Сергей понял, как он устал за последние дни.

Вдруг машину подбросило на каком-то ухабе и резко заныли раны, боль волной докатилась до распухшего глаза. Будто откуда-то из мглы прошлого выпрыгнули несколько жестоких пираний, несколько злобных призраков и вцепились в него, больно ударили, немилосердно ткнув в самое больное место. Это память, окончательно очухавшаяся от контузии, позволила себе напомнить о последних словах иракского полковника, которые тот успел сказать перед тем, как провалиться в черную сердцевину стального цветка, хищно раскрывшего свои лепестки в ожидании жертвы.

– Сережка, тебе больно, Сереж… Ты так резко побледнел… – наклонилась над ним Надя.

Внимательный взгляд на пострадавшего бросил и санитар, но Бойченко, слегка улыбнувшись, показал, что у него все в порядке и беспокоиться не о чем.

– Нет, Надя, все в порядке. Просто дорога такая… Неровная.

Первой остановкой после проезда на территорию базы был госпиталь. Несмотря на протесты Сергея и уверения в том, что он может двигаться самостоятельно, его все же уложили на носилки и быстро-быстро затащили внутрь. Курочкина отправилась с ним. Леонид попытался пройти следом, подняв над головой камеру и громко произнося слово «пресса», но попытка не удалась. Дальше приемного покоя, отгороженного от остальных, внутренних помещений, длинным брезентовым пологом он пройти не смог – его вытолкала наружу медсестра.

Госпиталь на передовой оперативной базе «Лоялти» представлял собой модульную конструкцию – огромный ангар, размером с небольшой стадион, собранный из отдельных блоков. Внутри было все, что могло понадобиться военным для оказания самой современной медицинской помощи, какая только возможна в полевых условиях. В особо сложных случаях пострадавших отправляли самолетами в Германию или Италию, где располагались медицинские центры армии США. Но и тут, практически в центре Багдада, раненый боец мог рассчитывать на быструю и эффективную помощь.