к этим, как оказалось, отличным парням. Оглядел одно грациозное тело, раскинутые в певучем движении плечи… Сначала мне показалось, что беднягу просто оглушили. А перо просто сверх меры пропитано органической краской. Какой-нибудь киноварью. Для устрашения ли, для живости лёта — не знаю. Но оказывается, что в то время я еще просто не представлял, с какой силой эти примитивные волосатые лбы могут распылять камнепад из пращи. Узкий череп ангана был расколот. И расколот так, что кусок очень острого кремния, этот булыжник, частично проник в мозг. Когда я наклонился над ним, бедняга был уже мертв. Хотел освидетельствовать третьего — но бросился к Дуаре, которая как раз поднималась с земли.

Детка!

Принцесса Вепайи стояла с пистолетом в руке, уставшая, со взъерошенными волосами, но живая и здоровая. Какая, к черту, принцесса? Со ссадиной на ключице, ноги в грязи. Казалось, будто ужасные испытания, которые ей пришлось перенести, не нанесли особого вреда. Я полагал, что она обрадуется, увидев меня. Все-таки она должна была предпочесть мою особу тем волосатым чудовищам, от которых я помог ей избавиться. Но в ее глазах затаился страх, как будто она не была уверена в том, что рада видеть меня. Пришлось признать, к своему стыду, что мое недавнее поведение давало для этого отличный повод. Я твердо решил, что больше никогда не совершу ничего, что могло бы вызвать ее недовольство. Мне хотелось завоевать ее доверие, потому что только вслед за ним и приходит земная любовь.

Но какое доверие? Во взгляде девушки не было никакого радушия, и это меня опечалило. Ее вид скорее выражал трагическое смирение перед новыми испытаниями, которые сулило мое появление.

— Здорово, пират Карсон, — произнесла она, обратившись ко мне так, как это делал Зог.

— Здравствуй, детка. С тобой все в порядке? — спросил я. — Ты не пострадала?

— Я уже даже не знаю… Они все ушли? — приглушенно спросила Дуаре. И вдруг с такой силой, с такими обертонами по мне полыхнула, вскрикнула: — Карсон, ты не уйдешь? Не уйдешь?

Я помолчал, размышляя.

Потрясающе.

Если забыть на минутку, что передо мною стояла принцесса какой-то древесной страны из моего деревянного периода, если сделать скидку на утомление, государственный протокол и какое-нибудь необычайное устройство ее головы, тоже забывшей, что ради нее половина народу была согласна костьми лечь, а другая — замемориалить это дело, если забыть, то этот вопрос стоил кучу денег.

Не уйду ли я? Либо она была еще в шоке от пережитого. Не реагировала адекватно на мир и меня, поэтому говорила, как говорят с наиближайшим тебе человеком. Так могли разговаривать люди, которые прожили вместе уйму лет и уже не могли расстаться, как запчасти с одного агрегата.

— Не уйдешь?

— Конечно, уйду, красавица, — сообщил я серьезно. — Ты же плохо себя ведешь с защитниками, лягаешься на пять ярдов! Уйду. Только руки помою и пойду обедать.

— Я больше не буду… — она посмотрела поверх моей головы на верхний край каньона, откуда я напал на дикарей. И впервые так мне улыбнулась, что даже слезы — впрочем, нещадно скрываемые от нее, не годящиеся для того крутого парня из отряда спасения, которого я перед нею тут изображал, — навернулись на мои болевшие глаза. — Где же все остальные? — спросила она удивленно, с легкой тревогой в голосе. Но опускать пистолет опасалась. Точно держалась за него.

— Кто? — спросил я. — Какие остальные?

— Я полагаю, тебя не одного снарядили с «Софала» за мной.

— Снарядили? Гордячка в своих мечтаниях, надежда Вепайи, — усмехнулся я. — С чего ты взяла, что я ходил за тобой? У меня тут было неподалеку одно мероприятие, чемпионат по плаванию без корабля, с которого меня, извини, слегка смыло… Так что скоро гостей не жди. Обед будешь готовить сама. Умеешь что-нибудь по жизни? Или только толкаешь тронные речи? — выпалил я. Но она так жалобно на меня поглядела, что я, совершенно смутясь, проговорил нараспев: — Больше никого нет, детка. Мы одни, — я посмотрел на мертвых анганов. Один вроде шевельнул крылом.

— Ты опять пришел вовремя и снова спас меня, — сказала она. — Вот только зачем? Что ты хочешь теперь сделать со мной?

— Съесть.

— Я невкусная, Карсон, — отстранилась она от моей руки.

— Ну, это уж мне решать.

— Прошу тебя, расскажи, что будем делать.

— Поскорее доберемся до побережья, — ответил я. — Оттуда подадим сигнал «Софалу», за нами пришлют шлюпку и доставят на корабль.

Казалось, что Дуаре успокоилась, но вдруг, представьте себе, вдруг снова, как прежде, подняла свои брови чернее чернильных орешков и надменно так, просто голосом из саркофага, заявила:

— Ты заслужишь вечную признательность джонга, если вернешь меня в Вепайю невредимой, — сказала она.

— В смысле, не съеденной? — улыбнулся я. Представил над ней нобаргана со здоровою оловянной вилкой, от которой не защититься ножом для масла. И довершил свою мысль: — Помогать его дочери — уже достаточная награда для простого солдата с девятнадцатой группой крови. Особенно если я не смогу заслужить ее признательности, потому что дочери джонгов признают только себя.

— Ты уже заслужил мою признательность, рискуя собственной жизнью, — заверила она меня, только в голосе ее прозвучало еще больше холодной любезности, чем раньше.

— Где же Вилор? Муско? — спросил я, подумав: ничего, красавица, я еще разожгу этот костерок.

Дуаре презрительно поджала губы.

— Как только нобарганы напали на нас, они сбежали.

— Ну, как у них, спиногрызов, водится… А куда? — спросил я.

— Переправились через реку и побежали в том направлении, — ответила она и показала на восток.

— Почему же анганы не бросили тебя?

— Им велели меня защищать. Они не умеют ничего другого, кроме как слушаться своих владельцев, к тому же ужасно любят драться. Интеллекта у них маловато, воображение отсутствует, но они отличные бойцы.

— Я видел. И переменил свое отношение к ним. Просто нужен подход. Как к любому, что не похоже на тебя. А почему они не улетели, прихватив тебя с собой, когда поняли, что угрожает опасность и поражение неизбежно? Могли же спастись.

— Они думают так медленно. Им нужен приказ. А я не сообразила. Когда догадалась, было уже слишком поздно, — объяснила Дуаре. — Нас окружили. Мы бы уже не смогли выбраться из укрытия так, чтобы нас не обстреляли нобарганы.

— Пойдем посмотрим на них… по-моему, этот живой.

И вправду.

Сидел только один из пяти. Голову щупал, круглую грудную клетку, сужавшуюся к бедру. Стекляшки в глазах оживали. Скоро он начал даже болтать: какие жуткие животные, сколько жутких волос, как жутко работали!

Мы с ней убедились, что остальные четыре ангана погибли. А вернулись — он все