– Если они захотят слушать.

– У вас есть другие варианты, как говорят в вашей Эр-Эф, разрулить ситуацию? Капитуляцию не предлагать.

– Я бы сам себя удавил, если бы вздумал ее предлагать.

Светлана встала из-за стола и подошла к окну: с обратной стороны стекла, там, где к раме был на липучках приделан термометр, застрял неведомо как залетевший сюда кленовый листок. Был он желтым, как весенний цветок мать-и-мачехи, и как живой трепыхался от гулявшего по нагорью ветра.

– А у нас просто нет другого выхода, – медленно произнесла она, наблюдая за листком. – Знаете, у меня сын грезит о космических войсках. Пробовала говорить с ним – отвечает: «Мама, ты же знаешь, какое там настоящее товарищество, и в каждом личность видят». Как будто на гражданке ее не видят. «Мама, ну кто же вас с Алиной еще будет защищать, и бабушку…» Нет, я, конечно, понимаю, что правильно, только… Ладно, вернемся к делу. Нам надо еще многое обсудить.

– Да, тем более что я пока не представляю многих деталей, – задумчиво сказал Виктор. – Не понимаю, как будет распутываться эта история с дамочкой из ЦРУ и паспортом, какие должны быть варианты моих действий при контакте с хроноагентом… Наконец, непонятно, почему хроноагент выбирает какие-то сложные и непонятные пути встречи со мной. Вам не кажется, что он меня боится?

– Не будем гадать. Значит, прежде всего вы подписываете прошение о предоставлении вам убежища в СССР, как жертве преследований экстремистских организаций, затем прошение о предоставлении советского гражданства. Эмигрантскую легенду вам якобы сочинила Лацман для вашей легализации в СССР, используя инцидент с нападением неизвестного, и эта легенда якобы объясняет советским властям ваш нелегальный въезд. Получаете гражданство, получаете на этом основании паспорт, подписываете обязательства о неразглашении – вы у нас достаточно много услышали, – ну и приступаете к работе. Мозинцев признает попытку спекуляции валютой – это по нашей части – и выводится из игры. Вы посещаете Лацман в больнице и носите передачи, но отношения между вами якобы охладевают из-за того, что она обманывала вас, выдавая себя за латышку, скрывала наличие ревнивого поклонника… ну, этого достаточно. Хозяева Лацман получают от нее разъяснение, что это необходимо для того, чтобы ослабить внимание КГБ к вам и заодно прояснить обстановку со вмешательством третьей силы. Диски якобы погибли при перестрелке на вокзале – кто-то наступил ботинком на пакет, а от сломанных вы избавились, чтобы не вызывать подозрений. С убежища вас снимают, поскольку «маньяка» спугнули, он скрылся или залег на дно, то есть напрямую не угрожает. Однако в отношении вас, как иммигранта-беженца, проводятся проверочные мероприятия, и ЦРУ вынуждено организовать информацию, подтверждающую эту легенду беженца, чтобы мы вас не раскрыли как хроноагента. В итоге организация вашего выезда откладывается, и за это время на вас может попытаться выйти второй хроноагент. Мы, со своей стороны, обещаем сделать все, чтобы обеспечить вашу безопасность…

– Спасибо, – ответил Виктор. – Я не ребенок, не надо успокаивать. Просто за время до… до контакта со вторым хотелось бы успеть сделать как можно больше полезного. Используя то, что я знаю о будущем, – хоть и не знаю, что из этого для вас пойдет. Хочу чувствовать, что не зря жил, что что-то и здесь после себя оставил. И учтите, что это тоже повторяющийся элемент сценария, или как его там.

– Знаете, вы вот произнесли это, и у меня закралось сомнение, действительно ли вы из Эр-Эф. Или же Эр-Эф не совсем такая, как мы представляем ее по первому агенту.

– Я и сам бы хотел разобраться, какая она. И вообще это для меня не Эр-Эф, а Россия.

– Извините. Наверное, мы тоже многого не знаем о России, хотя и живем в ней, дышим ее воздухом, любим, делаем богатой… Для вас что-нибудь придумаем.

Белое одеяло тумана медленно текло по оврагу в сторону Десны, и от проснувшегося солнца порозовели верхушки высоток на Советской. Светлана медленно подошла к окну и, приоткрыв фрамугу, впустила в кабинет легкое дыхание брянской осени.

– Это все имущество?

Пожилая худощавая комендантша соцдома «Парус» переводила взгляд с ордера на Виктора и обратно.

– Пока да.

– Повезло вам. В общежитии неделю не пожили – сразу социалку. Хотя по стажу, наверное, уже полагается?

– Да. Но мне не по стажу, мне с учетом условий работы и приоритетной отрасли. Ну и, честно говоря, пришлось похлопотать.

– Все равно повезло… Вот ключи. Четыреста двадцать шестая, запомните. У нас нумеруют по этажам, как в учреждениях. Квартера меблирована, свое что покупать хотите – сдадите, чтоб на вас не висело.

– Это хорошо. На Западе тоже меблированные комнаты сдают.

– Я знаю. У них там вода дорого. И электричество. Идемте туда, там лифт.

– А мебель по-крупному я пока брать не буду. Сначала квартиру – кооператив или кредит, а потом уже мебель.

– Если хотите свою квартеру, сперва женитесь.

– Холостым нельзя, что ли?

– Вот непонятливый-то… Дешевле выйдет! То на одного пятнадцать метров полезной берете, а то на двоих двадцать, оно ж на каждого дешевле, и кухня большая. Да и то кухня у нас тоже нормальная. Экспериментальный комплекс.

Дом действительно был не совсем обычный – галерейный, четыре прямых крыла были соединены центральной башней под углом друг к другу в виде буквы «Х». Галереи, по причине неюжного климата, были застеклены длинными лентами окон наподобие веранды, образуя сплошную стеклянную плоскость фасада, размеченную для соблюдения приличия горизонтальными полосами цветного стекла на уровне перил. На полу вдоль этой прозрачной стены стояли натащенные жильцами цветы в горшках и кадках, дабы в галерее можно было гулять, словно в зимнем саду. Двери в квартиры прятались попарно в небольших нишах, а рядом прямо в галерею выходили забранные декоративными решетками окна кухонь, под которыми часто тоже ставили цветочные кадки или горшки, создавая импровизированный палисадник. «Как это у них кухонными запахами по всему дому не несет?» – удивился Виктор.

– Вот с этого места по это – ваш участок, цветы поливайте, у нас соревнуются за красоту этажа. Проходите в квартеру.

Квартира оказалась сквозной планировки. Оказавшись на кухне, Виктор сразу понял, почему нет запахов: над плитой висел большой вытяжной колпак. Жилая комната была метров четырнадцать, и в нее врезалась маленькая застекленная лоджия; благодаря этим лоджиям наружный фасад «Паруса» был расчерчен сверкающими зеркальными полосами, будто колоннадой. Разумеется, присутствовал и совмещенный санузел с душем. В общем, архитектор попытался создать жилье, в котором было бы что-то и от деревенской улицы, где соседи ходят под окном, и от городской многоэтажки. Набор мебели мало отличался от того, что он видел в общежитии и гостинице. Телик с трубкой сантиметров на сорок семь был в углу на тумбе; под ним виднелся дешевый двухголовочный видак, который, по-видимому, здесь вырос из мечты брежневского обывателя в предмет первой необходимости.