— И Генри там оставил улику? — спросил я.

— Да, — ответил Лэнгфорд. — Полицейские извлекли из горла Пирсона драный кусок его уха.

Вот и объяснение шраму на шее у Дэвиса.

— Понятно, что Пирсон не собирался отъедать ему ухо. В драке он едва не убил Дэвиса и повредил тому гортань, должно быть тоже пытаясь его задушить. Вот откуда у Генри этот жуткий шелестящий голос.

— И как Дэвис из всего этого выкарабкался?

— Он изрядно пострадал, и начальство хотело даже похоронить его карьеру, как можно скорее выслав Генри из Вашингтона. Они отправили его к черту на кулички, дав ему пост военного атташе в Люксембурге и вдосталь времени, чтобы полностью зажило ухо. Дэвиса не было в Штатах где-то полгода, ну, может, год. Для любого другого это был бы конец пути — но только не для Генри. На своей правительственной карьере он мог, конечно, ставить крест — но Дэвис всегда был этаким маниакальным субъектом. Он оказался настоящим собирателем чужих грехов. Многие молодые выскочки вроде него были бы счастливы тереться возле боссов, исполняя их распоряжения, радовались бы случаю перекинуться несколькими словами с министром юстиции. Но Генри всегда все планировал и рассчитывал, и когда пришло время, он был во всеоружии.

Лэнгфорд кивнул на липкую ленту на своем запястье:

— Может, я уже заслужил, чтобы ты избавил меня от этой дряни?

Я тут же высвободил ему руки.

— Спасибо. — Лэнгфорд прерывисто вздохнул и продолжил: — У Генри имелись улики. Каждый приказ, что он получал от своих начальников, всякое грязное дело, в котором те отметились, — все было зафиксировано у него в документах. И когда его шефы попытались от него избавиться, толкнув под автобус, он был готов к действию. С ними начали происходить всякие скверные вещи. Он действовал собранными им тайнами точно скальпелем — и одного за другим вырезал всех. Это было невероятно! Будучи в изгнании, он сокрушал всякого, кто пытался перебежать ему дорожку. Это была настоящая бойня, из которой он один вышел целым и невредимым. Ну, почти невредимым. После года безвестности он вернулся в политику совершенно темной личностью. Думаю, тогда-то он и понял, что может обладать невидимым могуществом, играя на нужных струнах… Когда-то он успешно продвигался, стремясь к процветанию, пытаясь угодить своим шефам. Он был убогий бедняк, грезивший лишь о собственном кабинете и о большущем доме. Эта испортило Дэвиса и стоило ему карьеры в правительстве. И вот, вернувшись, он словно посвятил свою жизнь тому, чтобы доказать всем и каждому: любого честного человека, даже всю столицу целиком, можно купить, все они не лучше, чем он сам… Одновременно он еще и делал себе деньги. Мало-помалу он отгрохал целую империю. Начал с того, что стал проверять чистоту различных кампаний, копал под соискателей на пост вице-президента, членов кабинета министров — да кого угодно. Он зарывался куда глубже, чем это требовалось по долгу службы, и если кто-то из кандидатов вдруг пытался его остановить, о его тушке вскоре сообщали на первой полосе «Вашингтон пост». В какой-то момент Дэвис просочился в Федеральное бюро расследований. А ты знаешь, эти ребята проверяют подноготную всего правительства и могут выяснить, кто из высших деятелей прибегал к помощи ЦРУ, чтобы потопить своих коллег. Для Дэвиса это был просто золотой прииск. Следующим шагом он дотянулся до молитвенных групп. Это началось в восьмидесятые. Как-то внезапно всякое авторитетное лицо в округе Колумбия раз в неделю перед завтраком стало ни с того ни с сего исповедоваться в своих глубоких тайнах. Предполагалось, что это святая святых, что все откровения строго конфиденциальны, — однако я чертовски уверен, что у Генри везде были свои уши.

— Так что все-таки насчет улики? И насчет этого убийства? — спросил я. — В горле убитого обнаружили большой ошметок уха, так? Тут же все яснее ясного!

— Ты прав. Но политиканы прижали местную полицию. Папка с материалами дела, включая полицейский отчет и саму улику, то есть кусок уха, вдруг исчезла. Согласно официальной версии, Пирсон был убит грабителем. Должно быть, кто-то решил, что, выкупив эти материалы у копов, он сможет обуздать Дэвиса. Но он ошибся… Во-первых, эта папка имела очень высокую цену. Кроме того, воздействие на Генри должно было быть абсолютно безошибочным. Папка с уликой исчезла, когда Дэвис жил за океаном, и поначалу он был не в курсе, что таковая существует, и тем более не знал, у кого она. Когда он сделался сильнее и те господа, что пытались ему помешать, сгинули, обладать тем предметом, ради которого Генри мог и убить, казалось уже далеко не лучшей идеей. Соответственно, цена упала. В конечном счете эта папка оказалась в руках у одного моего приятеля, Джеймса Перри, партийного босса от Виргинии. Джеймс оказался достаточно труслив — а может, и достаточно благоразумен, — чтобы ее припрятать. Он не стал ее уничтожать на тот случай, если вдруг на него наедет Генри, а просто ее «похоронил».

Я глубоко вдохнул. Джеймс Перри был тот самый человек, который, по утверждению Генри, спал с моей матерью и которого предположительно убил мой отец. Мама работала у Перри секретарем. Так что теперь вся эта Дэвисова канитель касалась лично меня, моей семьи и моего прошлого. Железным усилием я взял себя в руки. Прежде всего мне непременно нужно было завладеть этой уликой против Генри. Вопрос о том, что связывало моего отца с Дэвисом, покуда подождет.

— Где теперь эта папка?

Лэнгфорд издал горький смешок.

— Тут как раз самое интересное. У Перри на стороне была компания-подрядчик, занимавшаяся строительством и ремонтом. Приятели задавали ему много работенки в правительстве. У него был доступ в половину правительственных зданий Вашингтона. И он спрятал папку с уликой чуть ли не у всех на глазах — в одном из архивных хранилищ, какие у федералов повсюду. Целые мили запыленных полок! Вроде бы и на виду — но если не знаешь, на какое имя положена туда папка, ты никогда ее не найдешь.

— И где этот архив?

— Пенсильвания-авеню, девятьсот пятьдесят.

— Погодите…

— Ну да, ты верно понял.

— Министерство юстиции?

— Так что желаю удачи!

— И он никогда не называл вам, под каким именем?

— Нет. Он никогда никому и ничего не говорил. Все, что я тебе рассказал, он выболтал мне в минуту помутнения, когда мы надрались с ним на гольф-пикнике в Миртл-Бич. Только вот мое неведение ничуть не поможет, когда Генри меня таки найдет. Уверен, он прекрасно проведет время, потягивая «Арси-колу» и глядя, как Маркус вырезает из моей кожи лоскутки размером в почтовую марку, пока я не назову им имя, которого в жизни не знал, или же не скопычусь от потери крови. Только Перри знал стоявшее на папке имя, а он уже шестнадцать лет как мертв.

— Кто его убил? — спросил я. Дэвис-то говорил, это сделал мой отец.

— В официальной трактовке — хулиганское нападение. Ди-Си порой очень опасное место для тех, кто сумел что-то разнюхать. Лично я всегда думал, что каким-то боком за этим стоит Дэвис.

— А вы когда-нибудь слышали от Перри о женщине по имени Карен Форд?