Карл не стал продолжать эту тему.

– Все-таки хорошо, что у тебя дети, – повторил он и добавил с горечью: – И среди них двое сыновей.

Он не случайно говорил так. Можно, конечно, не обращать внимания на проклятие тамплиеров, но оно действовало… Действовало… Их предсказания о конце рода Капетингов сбывались. Его братья Людовик и Филипп умерли, не оставив наследников по мужской линии. А необходимы были именно мальчики, ибо по франконскому закону, доставшемуся Франции от императоров Священной Римской империи, французская корона могла достаться только мужчине.

У самого Карла родился недавно долгожданный ребенок. Но это была девочка, что дало повод к тому, что в народе снова пошли толки о проклятии тамплиеров. Что же будет, если он, Карл, умрет, не оставив наследника престола? Тогда корона может перейти к младшему брату отца, Карлу Валуа, или к его двоюродному брату Филиппу. И то и другое означает конец прямой линии Капетингов и приход к власти семейства Валуа. Это ужасно!..

Но он ведь еще жив, и, значит, есть надежда. Ох, если бы не страшное проклятие!..

Об этом сейчас задумался брат Изабеллы, она догадывалась о его мыслях. Но дела Франции мало беспокоили ее: она была вся захвачена событиями, которые назревали в Англии и должны были вот-вот произойти. И зависело это главным образом от нее.

– Я с трудом нашла возможность уехать сюда из Англии, – сказала она. – Так хотелось повидать родную землю, а также избавиться хоть на время от мужа, которого давно презираю. Как он того заслуживает.

– Он глупо ведет себя, – согласился Карл. – Роджер Мортимер немало порассказал мне о ваших делах. Он и сам человек дела. Смелый и решительный. Эдуард не должен был разрешать ему совершить побег. Впрочем, он не должен был и заключать его в тюрьму. Все это очень глупо. Нужно было просто отрубить голову.

– Эдуард всегда принимает неправильные решения, – сказала Изабелла. – Нельзя было также посылать Эдмунда Ланкастера с таким важным поручением. Он слишком молод и неопытен.

– Я думал, он пошлет Пемброка.

– Пемброк умер незадолго до этого. Все его истинные приверженцы умирают или оставляют его. У Эдуарда сейчас одни Диспенсеры, в которых он души не чает.

– Он не хотел отпускать тебя сюда, сестра?

– Он колебался. Но Диспенсеры, видимо, рады были хоть на время избавиться от королевы, и вот я здесь. Зато простые англичане любят меня. Видел бы ты, как они приветствуют на улицах! Это приводит в ярость Эдуарда, потому что его встречают с молчаливой угрюмостью.

– А Диспенсеров?

– Их готовы разорвать в клочья, если только была бы возможность.

– Не очень-то нормальные дела у вас в стране, сестра.

– Эта страна больна, брат… О, как я рада, что нахожусь здесь! Где все выглядят красивей, потому что люди лучше одеты… Я хочу взять к себе нескольких французских портных. Никто не умеет с таким вкусом шить платья, как они! Я недостойна тебя в этой своей одежде.

– Однако я уже слышал немало слов восхищения твоей красотой, сестра. Все говорят, ты выглядишь превосходно. Не верится, что с тобой там плохо обращаются.

– Я сразу расцвела на родной почве… О, я так хочу заказать французские платья! Не возражаешь, если сегодня же обращусь к дворцовым швеям?

– Ты шутишь, сестра?

– Тогда я сразу займусь этим. А потом обстоятельно поговорим о государственных делах. Ты ведь знаешь, я приехала просить за Эдуарда.

– Знаю. Но как ты можешь просить за того, кто тебе так неприятен?

– У меня сын. Я прошу ради сына. Тоже Эдуарда. Он еще совсем мальчик, но у него хорошая голова. Я хочу, чтобы, когда придет время, ему осталась спокойная хорошая страна…

Изабелла ушла, а Карлом овладели самые противоречивые мысли и чувства. Он испытывал негодование по поводу того, какому обращению подвергалась все эти годы его сестра; поражался ее способности думать в такой момент о своей внешности; ему льстило, что английский король послал свою жену в качестве чуть ли не просителя; было приятно видеть сестру, в разлуке с которой он находился так долго; и, наконец, в его голове роились кое-какие сомнения по поводу того, не скрывалось ли нечто другое за всем тем, что говорила только что Изабелла.

* * *

Наконец-то она была изысканно одета. Наняла лучших парижских портных, выбрала самый шикарный материал и теперь выглядела, как подобает королеве. Никогда, казалось ей, даже в годы ранней юности, не была она такой красивой. И действительно, в ней таилась какая-то могучая притягательная сила женской радости, разбуженная Мортимером и преобразившая все ее существо. Она впервые любила. Впервые ощущала настоящую любовь, подлинную страсть, когда ничего не стыдно, все кажется мало, и хочется еще, еще… чего-то большего… И оно приходит, но тоже кажется недостаточным… И ей невыразимо радостно, до боли приятно и чего-то страшно…

Она стала центром королевского двора, почувствовала в себе силу и способность увлечь за собой людей; им было с ней приятно, интересно, они льнули к ней не из корысти, а по зову души.

Мортимер любил… нет, обожал ее все больше, если это было возможно, но и другие любили ее. Царила какая-то всеобщая влюбленность в королеву Англии. Пожалуй, сильнее других проявлял это чувство к ней кузен Робер д'Артуа. Он говорил, что его бесит поведение короля Эдуарда и он готов служить ей, если только она того пожелает.

Многие англичане, находящиеся во Франции по своим делам или просто так, тоже группировались вокруг королевы, в ее кружке, где часто обсуждались проблемы их страны. Большинство этих людей возмущались поведением короля Эдуарда, его мерзкими пристрастиями, его обращением с супругой, тем, как он правил Англией. Они были просто в отчаянии от всего этого и давали понять королеве, что, случись что-либо непредвиденное, они твердо будут на ее стороне. Молодой Эдмунд Ланкастер тоже был здесь. Он все еще не мог прийти в себя после скандального провала его миссии в Аквитании, и Изабелла пыталась утешать юношу, говоря, что тут не его вина, а все дело в том, что Эдуарда не уважают за границей, и потому любые переговоры с другими странами должны кончаться неудачей. Ей удалось успокоить Эдмунда, даже переманить на свою сторону, чего она очень хотела – ведь как-никак он ближайший родственник короля. Кроме того, судя по всему, он тоже влюбился в нее.

– Это хорошо, – говорил Мортимер, которого не коснулись стрелы ревности. – Нам нужен такой сторонник.

Из других знатных персон к ней явно присоединились выражавшие резкое неприятие Диспенсеров и осуждающие короля граф Ричмонд, а также епископы Уинчестера и Норича – посланники короля Эдуарда в Париже.

Так что благодаря усилиям Изабеллы и Мортимера, а также само по себе – ибо оно уже встало на колеса – их дело продвигалось, и довольно быстро.

Но, разумеется, ей не следовало забывать и о том деле, под предлогом которого она приехала сюда. И она добилась ответа от короля Карла.